Ловец бабочек. Мотыльки - стр. 20
Глава 4. О союзниках неожиданных
Во мне постоянно борются добро и зло, но все время побеждает дурь.
Из заключительной речи некоего пана Н., мздоимца, мошенника и многоженца, произнесенного перед высоким судом Лодзи.
Пан Белялинский, против ожиданий, был еще жив. Он лежал на кровати, глядя в потолок и силясь позвать кого-нибудь. Однако же из открытого рта раздавался лишь тяжкий сип. И сомнительно было, чтобы кто-нибудь его услышал.
И табличка на двери… пан Белялинский просил не беспокоить…
…кто ж знал?
…она расстроится… или нет? Переменилась… куда исчезла та хрупкая застенчивая девочка, которая так радовалась каждой безделице?
…или не было ее никогда? Выдумал… сочинил… теперь вот поплатился.
С хрипом пан Белялинский все ж сумел повернуться на бок. Боль в груди усилилась и разлилась, заполняя все его тело. И потому, когда протяжно заскрипела дверь, пан Белялинский сперва решил, что скрип этот ему почудился.
Бывает перед смертью, он слыхал.
Но нет.
Вот и пол застонал. И свет окна заслонила знакомая фигура.
– Т-ты… – получилось сказать.
– Я.
Он присел на кровать и положил руку на грудь пана Белялинского.
Полегчало. Боль отползла. И сердце застучало ровно, спокойно.
– Ты… меня все равно убьешь?
– Лежи тихо, – велел гость, руку убирая. Тотчас жар нахлынул, но был он… потише? Полегче? Да, пожалуй что… и терпимо уже.
Гость же снял перчатки и положил их на прикроватную тумбу.
Пальцы размял.
– А говорили же тебе, обратись к целителям, – с упреком произнес он. – Нет, упрямый.
– Я… обращался…
– И что?
Он сам расстегнул сорочку пана Белялинского и провел белесым ногтем по груди, будто разделяя эту грудь пополам. И холод от прикосновения проник сквозь кожу. Рот наполнился вдруг горькою слюной, которую пан Белялинский глотал, но ее лишь прибывало и прибывало, пока он не понял, что вот-вот этой слюной захлебнется.
– Плюй на пол, – велел гость.
– Зачем ты…
– Я забочусь о своих партнерах, – он воткнул пальцы в грудь, и те пронзили, что бледноватую пупырчатую кожу, что дряблые мышцы, что кости. Последние только хрустнули, и пан Белялинский ощутил, как расползлись они, будто мокрый сахар, пропуская чужую руку. – Не бойся. Будет неприятно, но результат того стоит.
Пан Белялинский закрыл было глаза: слишком уж страшно было видеть этакое – руку, торчащую из его груди.
– Твое сердце в отвратительном состоянии, – пальцы сдавили это самое сердце.
И пан Белялинский глаза открыл.
Нет уж, лучше смотреть, чем ощущать шевеление там, где шевелиться ничего не должно.
– Скажу больше, судя по всему ты должен был умереть еще месяц назад. Почему ты не принимал лекарства?