Ловец бабочек - стр. 13
– Ты… – Ольгерда вскочила, позволив одеялу соскользнуть. Нагая, она была прекрасна, но ныне эта красота оставила Себастьян равнодушным. Мысленно он подбирал формулировки для развернутого ответа… – Ты меня не любишь…
В темных очах заблестели слезы.
– Не люблю, – вынужден был признать Себастьян.
– Что?!
– Что слышала, – отозвалась панна Гжижмовска. – Не любит он тебя.
Запахло табаком.
– Ты… ты вот так говоришь об этом?! – ресницы дрожали, щеки пылали, но было в этом пылании что-то такое, нарочитое, театральное.
– А как ему об этом говорить? – заскрипело старое кресло. – Не будь дурой, иди домой. Хоть выспишься…
Это предложение не лишено было здравого смысла, но Ольгерда и здравый смысл не слишком-то сочетались. И в голову Себастьяна полетела хрустальная пепельница, а следом за ней – тарелка с недоеденным виноградом…
…Ольгерда покинула дом с первыми лучами солнца.
– Зачем вы так? – Себастьян спустился.
Спать больше не хотелось. Да и не наспишься на мокрой кровати – Ольгерда вывернула на нее вазу с тюльпанами и на несчастных цветах еще попрыгала…
– Как? – панна Гжижмовска раскаяния явно не испытывала.
– Не знаю, – Себастьян вытащил из волос куриное перо.
Подушкам от Ольгерды тоже досталось.
– Как узнаешь, скажешь, – панна Гжижмовска указала на второй стул, рядом с махоньким кофейным столиком.
Серебряный поднос. Кофейник пузатый, прикрытый войлочным чехлом. Кофейная крохотная чашка из старого сервиза. Сливки. Сахар.
– Я решила, что тебе не лишним будет, – она порой проявляла удивительную догадливость. – А девку эту бросай, дурноватая и жадная.
Что Ольгерда невеликого ума, Себастьян и сам знал.
Жадная?
Обычная.
Звезда местечкового театра. Играла она в целом неплохо. И голос имела хороший. И не только голос. Мила. Воспитана…
– Избалована, – панна Гжижмовска тоже кофий жаловала, но себе варила особый, крепкий, дегтярный, щедро сдабривая перцем и корицей. Вкус выходил специфический. – Главная курица в местечковом-то курятнике, думает, что без нее никуда…
Себастьян присел.
Кофе был горяч и крепок, но в меру. Сливки – свежи, как и пресные булки, которые панна Гжижмовска щедро посыпала кунжутом. Желтоватое масло пустило слезу. Сыр доходил на теплом блюде. И Себастьян понял, что голоден.
– Ты ешь, ешь, – она глядела на него со снисходительностью, которая, впрочем, нисколько не задевала. – Она замуж за тебя решила выйти. Думает, ты побежишь мириться… побежишь?
И в этом была своя правда.
Роман с Ольгердой, вспыхнувший прошлым летом, длился и длился, и, пожалуй, был самым протяженным из всех, которые случались с Себастьяном. И не в любви тут дело.