Лопухи и лебеда - стр. 57

– Филя?

– Да знаешь! Смурной такой!

– Может, знаю.

– Забыл? Ну, я тебе его покажу… Ты парень толковый. Сам все поймешь. В общем, не хочет она с ним больше жить.

– Сил нету, прямо хоть топись… – быстро, жалобно залепетала Тамарка, и слезы поползли по ее румяным щекам.

– Выручай. Тридцатого суд. Свидетель нужен.

Серков уперся в стол локтями, подался вперед.

– Ты погоди психовать. Ты вникни. Ты же свой парень. Тебя во дворе все уважают… – Он взглянул ему в глаза: – Скажи, что видал, как он за ней с ножом гонялся!

– Да не с ножом! С железкой…

– Ну с железкой. Да ты не бойся! Он пьяница, его все знают. Оно так и было. Просто скажешь: гонялся, прибить хотел. И все. Расписывать не надо.

Он откинулся, жадно хлебнул из кружки, не сводя с Толика глаз.

– Жалко же девку. А она еще молодая.

– Рябой, что ли, Филя? – угрюмо спросил Толик. – Механик?

Серков ухмыльнулся:

– А Тамарка тебе спасибо скажет.

– Две сотни дам, – сказала она, вздохнув. – Больше у меня нету.

– П-подлюга! – заикаясь, пробормотал Толик. – Посадить мужика хочешь?

Он встал, и следом встал Серков.

– Ты что, ты что? Чокнутый, что ли? – истошно закричала она.

– Это он угоревши… – Серков шагнул к Толику.

Секунду они смотрели друг на друга.

– Живоглот! – выдохнул Толик.

Он не успел понять, что произошло. Удар приподнял его над полом и швырнул на груду бочек, в пропахшую плесенью тьму.

Он пытался подняться, цеплялся со сдавленным стоном за бочку. Наконец ему удалось встать. Внезапный свет ослепил его. Это Тамарка распахнула двери. Пошатываясь, он побрел к ней. На пороге он покачнулся и, ухватившись за притолоку, застыл на белом солнце.

– Незабудки оставил, – услышал он голос Серкова.

Тамарка выкинула на улицу сумку и букет.

Он подобрал цветы с сухой земли и заковылял обратно к рынку. У колонки он смыл кровь с затылка, умылся и положил цветы под струю воды.

В сумерках ветер на реке усилился, и было слышно, как на набережной волнуются тополя.

Глаза его привыкли к темноте. Он различал трещину на штукатурке и тусклый узор перил. Когда вызывали лифт, он видел отблеск красного сигнала на стене.

В полудреме он ронял цветы. Они шелестели, соскальзывая с его колен, и он вздрагивал и нагибался за ними.

Кто-то разговаривал внизу. Над головой у него загорелась лампочка. В подъезде включили свет.

Поколебавшись, он сложил букет на подоконник и взбежал на этаж. Он позвонил в квартиру.

– Маша дома?

Васильков был сонный, в халате.

– Нет ее, – сдержанно ответил он.

– А где она?

Васильков засопел. Взгляд его невольно приковался к багровому кровоподтеку на щеке парня.