Лондон, мать! Сага о современных женщинах - стр. 6
– Полли! Полли! – Ностальгические воспоминания попугая о замусоренной квартире англичанина и о маленьком, но уютном подвальчике в Ноттинг-Хилле прервал ласковый зов Сильвии. Из-под не достававшего до низа клетки покрывала попугай видел, как она сошла по изогнутой белой лестнице в белую гостиную. Впервые за три месяца она не отправилась прямо к окну, чтобы погордиться видом на реку и Тейт Модерн.
– Полли, Полли, мамма мия3, как ты умудрилась столько намусорить? – запричитала Сильвия, стягивая покрывало и бросая его на диван, хотя обычно она аккуратно складывала его и убирала под журнальный столик, чтобы не расстраивать Андреа.
Попугай, не подозревая о смысле ее слов, как ни в чем не бывало начал утреннюю гимнастику. Она состояла из бешеной скачки по клетке и такого быстрого кружения под куполом, словно это был не попугай, а зеленый пропеллер.
– Смотри, как я умею! – прочирикал попугай Сильвии.
А она, уже привыкшая к выкрутасам «Полли», не обращая на попугая внимания, стояла на коленях со щеткой и совком и собирала разбросанные за ночь семена.
После уборки Сильвии стало легче. В конце концов, это не ребенок, за которым надо ухаживать круглые сутки, и даже не собака, которую надо выгуливать утром и вечером. «Приемлемый объем ухода за вполне очаровательной живностью» – так, кажется, выразился Андреа в день, когда он согласился на попугая. Казалось бы, Полли появилась у них не так давно, но сколько изменилось за эти три месяца. Новый дом, новые знакомые-соседи. Что-то новое, неуловимое, в поведении Андреа. За раздумьями Сильвия не заметила, как остыл ее кофе. Завтракать расхотелось: свой утренний апельсин она разделила с Полли: попугай настолько радовался ароматной дольке, что залез с уже привычной фамильярностью на кисть просунутой в клетку руки и, усевшись поудобнее на запястье, стал выклевывать апельсинные семена.
– Полли! – засмеялась Сильвия. – Какая ты все-таки хорошая птица!
И на волне умиления даже не поморщилась, когда понесла менять загаженную воду из большой стальной поилки.
Прошло еще несколько недель. Попугай всё больше осваивался на новом месте. В окно ему были видны летавшие над Темзой чайки; слышался шум толпившихся у входа в Тейт Модерн любителей современного искусства. Он всё так же принимал ванны в своей поилке, брызгаясь и устраивая лужи вокруг клетки; разбрасывал шелуху, роясь, как курица, лапами в кормушке. Сильвия терпеливо убирала за ним: утром, потому что сама не очень любила беспорядок, и, еще тщательнее, вечером, перед возвращением Андреа с работы. Она даже находила в этой уборке удовлетворение от ухода за кем-то, потому что за Андреа убирать не приходилось. Ей нравилось, что попугай ждал ее дома, когда она возвращалась с работы. Ужинала Сильвия одна перед экраном огромного телевизора. Андреа задерживался в парикмахерской допоздна и приходил домой обычно около девяти вечера. Попугая он почти не видел, и только по выходным начал замечать некий дискомфорт, вкравшийся в его жизнь. Во-первых, пожаловался он Сильвии однажды воскресным утром, от Полли слишком шумно («troppo chiassoso!»): ее постоянное щебетание, это вечное «кики-рики», начало действовать на его истрепанные на работе нервы. Во-вторых («secondo!»), от Полли слишком много мусора. По выходным Сильвия не всегда успевала подмести за попугаем до того, как Андреа входил в гостиную, где стояла клетка, и периодически он приходил в ужас от того, насколько беспорядочно прыгает и клюет «эта птица», разбрасывая корм во все стороны.