Ломота - стр. 41
И... она, наконец, сдалась. Мне хотелось в это верить. Очень.
Зубами прихватываю нижнюю губу и слегка оттягиваю. Затем посасываю, наслаждаясь сладковатым привкусом, хотя где-то далеко я чувствую едва заметную горечь. Она сдалась, но так и не ответила. Просто подчинилась, принимая моё физическое превосходство. Но сейчас я даже этому рад.
Лихорадочно сминаю её губы, в надежде, что это будет длиться вечно. Дина окончательно расслабилась в моих объятьях, если их, конечно, можно таковыми назвать. Я бы даже сказал: она обмякла. И тем самым запустила по моему хребту неприятный и липкий холодок.
Я отрываюсь от сладкого рта, но всё так же продолжаю крепко держать её руки и лицо. Чувствую её прерывистое дыхание на себе. Сам зажмурился и попытался привести дыхание в норму. Дина дрожала всем телом в моих тисках.
Распахивает свои бездонные серо-зелёные глаза, и смотрит на меня так, словно я оборотень, что безжалостно откусил от неё лакомый кусок.
Я не сразу сообразил, почему её глаза так неестественно блестят. Да... я ловил себя на этой дерьмовой мысли, но сделал вид, что всё нормально.
Какого? Какого хрена она плачет?!
Чёрт!
Я сделал шаг назад и растёр ладонями собственное лицо, прогоняя наваждение и похоть, что застилали мне глаза. Я ведь хотел этого...
Хотел? Да! С ума сходил от желания поцеловать. Проникнуть в этот рот языком. Распробовать её.
И что теперь?
— Дин? — позвал её, пытаясь привлечь её внимание. Расфокусированный взгляд всё же сконцентрировался на мне. И словно мне в лицо кипяток плеснули. Я слегка отшатнулся от клокочущей ненависти в её глазах, — я сделал больно? Прости, я не хотел... Дин?
Я протянул к ней свою руку, но в ту же секунду получил яростный отпор. Она с такой силой влепила мне пощёчину, что я ненадолго потерялся в пространстве. Кожу на щеке обожгло, будто на неё вылили расплавленный металл. Мою голову развернуло на девяносто градусов, и какое-то время я даже пошевелиться не мог.
Впервые. Впервые в жизни меня ударила женщина. Да ещё как!
Я растерянно поднял брови и прохладной ладонью коснулся пылающей щеки. Слегка растёр ту, но это не помогало. Щетина раздражала кожу ещё больше.
— Пошёл вон из моего дома, мерзавец, — шипит.
Я поворачиваюсь к Дине, и вновь окунаюсь в чёрную ненависть, которую можно назвать осязаемой. Она обволакивала её, словно густое и вязкое облако.
— Ты ударила меня? — всё ещё не веря, что получил леща от женщины. Должно быть, я выгляжу в этот момент как идиот.
— Хочешь сказать, что не заслужил этого? — она поджимает вспухшие губки, и ребром ладони смахивает с щеки слезинку. Задирает подбородок в желании казаться не такой надломленной. А именно так она себя и чувствует. Тут на лице всё написано.