Лизетта ищет мужа - стр. 10
Заснула я довольно быстро. И внезапно оказалась в темной комнате.
Мне никогда не снились сны. Настоящие, сюжетные, цветные, имею в виду. То просто орнаменты, птицы и цветы, то тяжелая странная муть, в зависимости от настроения. А тут вдруг – комната. Темная. И непонятно чей силуэт напротив, в кресле.
- Пришла, значит, - проговорил негромко силуэт.
Голос у него был низкий, бархатный. От такого мурашки по коже должны табунами бежать. Не у меня, правда. Но в книгах я подобное не раз читала. Герой-любовник, соблазнитель.
- Простите? – вежливо уточнила я. – Вы жертвой не ошиблись? Я никуда приходить не собиралась.
Мужчина рассмеялся. Смех у него был таким же соблазнительным, как и голос. Слушай и слушай. Рай для тех, кто любит ушами. Вот только я предпочитала в этом деле мозг.
- Ты забавная, - с ленцой в голосе сообщил мужчина. Он явно знал себе цену и привык к подчинению со стороны окружающих. Этакий принц. Ну, или император. – Впрочем, моя жена и должна быть такой. Развлечешь меня. Скучно мне.
Сказал и исчез.
А я проснулась в своей кровати.
[1] Казачья народная песня. Песня, вероятно, относится к стоянке казаков на островах Каспийского моря. Поётся от имени казака, который рассказывает свой дурной сон, предвещающий беду.
[2] Берта Свон. «Деревенская ведьма хочет любви».
5. Глава 5
А есаул догадлив был,
Он сумел сон мой разгадать,
Ох, пропадёт, он говорил,
Твоя буйна голова.
Ох, пропадёт, он говорил,
Твоя буйна голова.
Как налетели ветры злые
Со восточной стороны,
Ой, да сорвали чёрну шапку
С моей буйной головы.
«Ой, то не вечер». Русская народная песня
Солнце уже встало, поднялось над горизонтом, освещая все вокруг, напоминая о новом дне. И его настойчивые лучи нещадно щекотали мне лицо. Узнаю, кто вечером шторы не задернул – буду долго ругаться!
- Апчхи! – выдала я, проснувшись. – Апчхи же! Да встаю я!
Нахальные лучи не собирались исчезать. Нет, вместо этого он с удовольствием путешествовали по моему лицу, не давая расслабиться. Так что действительно пришлось встать, чтобы держаться от них подальше.
Вызвав служанку, я приказала сразу же готовить ванну. Надо было сначала привести себя в порядок и хорошенько вымыться и уж только потом переодеваться и спускаться к завтраку.
Отец любил принимать пищу вместе с семьей. И каждый раз подводил под это определенную базу. Мол, единение, связь поколений, время, проведенное вместе, и так далее.
Мне в основном было все равно, где есть. Потому что за столом я именно ела, а не ощущала единение с семьей. Насыщалась, набивала желудок – как угодно можно назвать такое действие. Главное, что из-за стола я вставала сытой и довольной жизнью. А с кем там я связывалась поколениями, меня мало волновало. Тем более что о предках Лизетты я не знала ровным толком ничего.