Литературоведческий журнал №41 / 2017 - стр. 4
Ф.М. Достоевский – это мифотворчество по поводу будущего. «Бесами» и «Карамазовыми» он просто «запланировал» русскую революцию. Это – общее место, это признали все. Порою кажется, что персонажи Семнадцатого года были порождением его воображения. Вплоть до физического сходства, до ситуативных повторов… Ну а тема отцеубийства, отцовства вообще, артикулированная Федором Михайловичем и одновременно проходящая через его собственную жизнь. Учеба в Инженерном училище, расположенном в Михайловском замке, где все вопиет (летом даже канавка, ведущая к большой воде, кажется, наполнена кровью; понятно – это живущие в ней йодистые растения; но – символично) об убийстве отца с ведома детей (Павел – Александр, Константин), убийство отца (врача М. Достоевского) будущего писателя (крестьяне-дети против помещика-отца), убийство Карамазовыми – сыновьями Федора Павловича, смерть Верховенского – старшего как (во многом) следствие деяний сына Петруши (опосредованное убийство), убийство Александра II (царя-отца) подданными (детьми), до которого Достоевский не дожил всего несколько дней, – однако воздух последних лет его жизни был пропитан запахом царской (отеческой) крови. И незадолго до кончины двусмысленный разговор с К.П. Победоносцевым: донес ли бы Федор Михайлович, если бы знал о готовящемся покушении на императора (отца). И мучительный ответ: нет.
Вообще эта тема, к сожалению, оказалась невероятно актуальной. Как будто проклятием она легла с нелегкой руки «омского каторжанина» (Ахматова о Достоевском) на русскую историю. Убийство Николая II стало эпилогом в чреде насильственных или странных смертей Романовых. Судите сами: помимо последнего венценосца умерщвлены Петр III, Павел I, Александр II; при не вполне ясных обстоятельствах кончили жизни Петр I, Александр I, Николай I. При этом расстрел в Ипатьевском доме стал кровавым прологом для красных вождей. Троцкий – убит. Убежден, если не в деталях, то по сути А. Авторханов в своей книге «Убийство Сталина» прав. Берия, Маленков, Хрущёв может, «впрямую» и не убивали отца народов, но эффективно помогли ему закончить свои дни. Да ведь и Политбюро (дети), отправив Ильича (отца) под домашний арест в Горки, вычеркнули его из политической жизни. Для Ленина это означало переход в небытие.
И еще вдогонку о креативности литературы и революции. Толстой выдумал Лёвина, и в марте 1917 г. он стал премьер-министром (министром-председателем) первого состава Временного правительства. Это был князь Георгий Евгеньевич Львов (Рюрикович, как и Лев Николаевич). Великий писатель, несмотря на разницу лет (33 года), хорошо знал великого земца. И дело здесь не в том, что он списал Лёвина со Львова. Это было невозможно именно из-за возрастного несовпадения (да и вообще так не делается). Напротив, нарисовав Константина Лёвина, Толстой «придумал» князя Георгия Евгеньевича. Кстати, в эмиграции Львов «оправдал» творческую фантазию своего литературного отца. Подобно Лёвину (Толстому) опростился, работал сезонным рабочим у зажиточных крестьян Подпарижья, тачал обувь, шил дамские сумочки – с этого и жил. Земского денежного запаса, к счастью, спасенного от большевиков, не трогал (на себя ни копейки), только в помощь нищенствующим эмигрантам. Львов – полностью реализованный Лёвин (иногда мне приходит крамольная мысль: отчего Толстой не создал героя типа Дурново, Столыпина, Крыжановского (не путать этого замечательного деятеля с ленинским дружком), Поливанова и др.?)