Литературоведческий журнал №36 / 2015 - стр. 52

сказкой и Цимбелином, пьесами жанрово и генетически родственными тому, что в европейской традиции называется «романсом», а в отечественном литературоведении именуется греческим, или пасторальным романом.

Открывает раздел трагедий пьеса126, явно пародирующая всю эту фабульную доминанту шекспировского канона, – Троил и Крессида. Это, пожалуй, одно из самых иронических произведений Шекспира, причем существенная часть иронии автора направлена на свою собственную ключевую фабульную схему.

Но самой первой идет комедия Буря. Она-то уж однозначно открывает раздел комедий и тем открывает весь канон. Уж в ней-то вроде бы не найти никакой ревности, одна борьба за власть, да и та в прошлом. В настоящем сюжете в пьесе только суд и покаяние, правда в весьма изощренных формах. Однако и тут можно найти след изначальной ревности, хотя и старательно затертый автором (1.2.148–155).

Или в переводе М. Донского:

Вот этот диалог из второй сцены первого акта, возможно, скрывает все ту же фабульную ревность. Это единственное упоминание матери Миранды. Ни дочь о матери, ни Просперо о своей жене больше ни разу не упоминают. И это странно. Кто она? Жива ли? Ноль информации. Она что погибла во время отстранения Просперо от власти? Странно тогда было бы не сказать об этом. Не погибла, значит изменила, иначе ее тоже должны были посадить в лодку со всей венценосной семьей. Или она умерла еще до заговора? Но почему Просперо об этом не сообщает дочери? Или еще более принципиальный вопрос: почему дочь не спрашивает? Каким должно было быть выражение лица Просперо, чтобы дочь не спросила о матери?

Конец ознакомительного фрагмента.