Литературоведческий журнал №36 / 2015 - стр. 23

Меланхолию можно назвать болезнью одиночества (от увлечения науками – до любовной тоски из-за отвергнутого чувства) и чрезмерного воздержания, которое ведет к преобладанию холода и сухости. Меланхолия поразила не только ученого, погруженного в поиск истины, но и встраивается в религиозное и поэтическое восприятие человека, размышляющего об истине, мире и обществе. Рождение и умирание Ренессанса происходит под знаком душевного состояния первоначально названного Петраркой в «Моей тайне» ацедией. В XIX в. Людвиг Гайгер проследил истоки этой болезни от закрытых монашеских сообществ к первым гуманистам: возникнув как «монастырская болезнь», она становится у Данте светской «болезнью», а у Петрарки – «философской»82. И если ацедия выражает состояние духовного кризиса, то представление о меланхолии включает в себя и физиологическую составляющую, связывает воедино состояние души и тела. Поэтому меланхолия стала предметом активной эстетизации и рефлексии, в ее наличии охотно признавались, она стала символом поиска истины.

Сифилис же, напротив, был самой немодной, отвратительной, скрываемой и более распространенной болезнью, чем меланхолия. В 1495 г. в Европе распространилась эпидемия сифилиса, который сначала связывали с гуморальным дисбалансом (преобладание жара и влаги), хотя сразу же увидели в ней и моральную этиологию, поскольку связывали с грехом похоти83. К первой четверти XV в. ее научились диагностировать, выявили причины и пути заражения. Сифилис получил название «обезьяньей болезни», поскольку его можно было спутать с венерическими, простудными, инфекционными заболеваниями. Коварство заключалось в том, что, поскольку казалось, диагноз поставлен правильный и человек излечился, но недуг переходил в латентную форму и становился еще более опасным84. Во второй половине XVI в. при подозрении, что причиной смерти является сифилис, проводили анатомирование, чтобы обезопасить родственников покойного от плохой репутации, поскольку уже было известно разрушительное влияние болезни на потомство. Но сифилис отличался от чумы и проказы тем, что можно было контролировать пути его заражения. Новую болезнь связали с половой невоздержанностью, и церковь объявила ее позорной и наказанием Божиим, вследствие чего болезнь старались утаить, что способствовало распространению эпидемий.

Несмотря на то что Фракасторо дал этому недугу название «сифилис» в середине XV в., европейцы и англичане стремились избегать и прямого названия болезни, используя слово «Pox», которое мог означать как оспу, так и сифилис. Но самыми распространенными обозначениями были эвфемизмы, как, правило, с эпитетом «французский», что особенно было распространено в Англии: «French fly», «French mole», «French pocks», «French scabs», «French itches», «French measles», «French canker», «French consumption» и т.п. Как отмечает Тон Хонселаарс