Литературоведческий журнал №35 / 2014 - стр. 29
Поэма «Демон» за годы ее написания претерпела немалые изменения, коснувшиеся и изображения фантастического. Из некой абстрактной экзотической страны действие переносится на Кавказ – в край, хорошо знакомый и самому поэту, и его читателям как место военных действий и лечения целебными водами. Кавказ предстает сказочной страной, овеянной тайной и легендами, но, в то же время, страной действительно существующей – фантастикой, воплощенной в мире реальном. В изображение величественной природы Кавказа органично вписывается мистический образ Демона. Он появляется в разных ипостасях. Лермонтов постепенно «развенчивает видимое величие зла, справляется с его обаянием» [5, 22]. Сумрачный «печальный <…> дух изгнанья» [III, 183], стремясь к любви, превращается в «вечер ясный: // Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..» [III, 195]. Но «старинной ненависти яд» оказывается сильнее желания «с Небом помириться» и «веровать добру» [III, 208]. В последней сцене «адский дух» появляется в своем истинном обличии: «Каким смотрел он злобным взглядом, // Как полон был смертельным ядом <…>, // И веяло могильным хладом // От неподвижного лица» [III, 215]. Благодаря фантастическому Лермонтов «подвергает анализу само персонифицированное Зло» [3, 93], изображает духовную реальность, силы, борющиеся в человеческой душе, посредством художественных образов. Демону в творчестве поэта противостоит Ангел – средоточие света, небесной гармонии, любви и всепрощения. Он появляется и в поэме «Демон», и в лирике поэта («Ангел» («По небу полуночи ангел летел…»), «Молитва» («Я, матерь божия, ныне с молитвою…»)).
На «кавказские» произведения Лермонтова («Демон», «Тамара», «Дары Терека», «Спор») большое влияние оказал фольклор народов Кавказа. Отразился он и в «турецкой сказке» «Ашик-Кериб» – литературно обработанном Лермонтовым сюжете, широко распространенном в Средней Азии, на Кавказе и в Закавказье. Язычество славян и русский фольклор в фантастическом ключе преломились в отрывке из юношеской поэмы Лермонтова «Олег» (1829), где появляется мифологический образ Стрибога.
Особую роль в фантастическом наследии Лермонтова играет повесть, условно называемая исследователями «Штосс» (1841). Она во многом порождена атмосферой, царящей в петербургском литературном кругу (Карамзины, В.Ф. Одоевский, В.А. Жуковский, Е.П. Ростопчина), в который Лермонтов вошел с осени 1838 г. Большое место здесь занимали религиозные споры, разговоры о мистике, науке, возможном рациональном объяснении сверхъестественного.
Действие «Штосса» начинается в светском салоне. Фантастические элементы вкрадываются в повествование постепенно, подспудно вырастая из самой гущи реальных событий. Мистический тон задает баллада Ф. Шуберта на слова И.В. Гёте «Лесной царь». Как только музыка умолкает – начинается действие. Лугин сам заявляет о своем сумасшествии Минской. Сбивчивые признания героя в зрительных и слуховых галлюцинациях, его странное поведение, мучительные предчувствия и их неожиданное ирреальное воплощение – и все это на фоне болезненного, оглушающего Петербурга – постепенно нагнетают атмосферу суггестивности, незримо нависшей над героем угрозы.