Литературоведческий журнал №34 / 2014 - стр. 22

В пятой части поэмы («Что сказал гром»), в 366–376-й строках разворачивается панорама крушения цивилизации: «Что за звук высоко в небе // Материнское тихое причитанье // Что за орды лица закутав роятся // По бескрайним степям спотыкаясь о трещины почвы // В окружении разве что плоского горизонта // Что за город там над горами // Разваливается в лиловом небе // Рушатся башни // Иерусалим Афины // Александрия // Вена Лондон // Призрачный»64. На русский, «карамазовский» след в этом эпизоде указывает сам автор. В одном из черновых вариантов «Бесплодной земли» траектория этого смерча хаоса и разрушения, несущего угрозу самим основам европейской цивилизации (Иерасулим / Афины = христианство / античность), привязана к конкретному географическому пространству: орды несутся по «польским равнинам» («Who are those hooded hordes swarming // Over Polish plains, stumbling in cracked earth»)65.

Элиот в своих комментариях к поэме отмечает, что этот образ сложился под влиянием книги Г. Гессе «Взгляд в хаос», опубликованной в английском переводе в июне 1922 г. в «Дайэл» (по рекомендации самого Элиота). Сохранилось письмо поэта, адресованное Гессе, на французском языке от 13 марта 1922 г., в котором он называет «Взгляд в хаос» одним «из самых серьезных произведений, появившихся за последнее время в Англии»66. Действительно, восприятие немецким писателем творчества Достоевского отразило типичные для того времени представления и поэтому оказалось столь востребованным. Война и революция привели Европу к анархии и распаду и, как считали многие, грядущему «закату Европы», крушению всей западной цивилизации. Пророком этого хаоса выступает, по мнению Гессе, Достоевский. «Хаотическое» становится у Гессе в один ряд с такими понятиями, как «азиатское», «варварское», «аморальное». Все это образует «<…> дух Достоевского», т.е. русский или «карамазовский» элемент, который не меряется категориями «хороший» или «плохой», ибо являет собою совершенно другой, отличный от европейского, тип сознания»67.

Гессе отмечает, что Достоевский стал самым влиятельным автором в среде европейской и немецкой молодежи, превзойдя по своей популярности Гете и Ницше: «Идеал Карамазовых, этот древний, азиатский оккультный идеал начинает становиться европейским, начинает пожирать дух Европы. В этом я и вижу закат Европы. А в нем – возвращение к праматери, возвращение в Азию, к источникам всего, к фаустовским “матерям”, и, разумеется, как всякая смерть на земле, этот закат поведет к новому рождению»68. Элиот в своих комментариях к соответствующим строкам «Бесплодной земли» цитирует следующие слова Гессе: «Почти пол-Европы и половина восточной Европы находятся на пути к хаосу. В состоянии опьяняющей иллюзии она идет, спотыкаясь в бездну хаоса, и, пошатываясь, поет пьяный гимн, как пел Дмитрий Карамазов. Оскорбленные обыватели смеются над этой песней с презрением, а святые и провидцы слушают ее со слезами»