Литературные фантазии, эссе - стр. 28
Крестьянская реформа Александра Второго яркий тому пример. Миллионы безземельных мужиков хлынули в города, где стали пресловутым люмпен-пролетариатом.
То есть – никем.
Что такое крестьянин без земли? Безликая амофрная масса, с которой можно делать всё, что угодно. Вот уж руки запотирали Плеханов, Ленин, да и все основные идеологи русского бунта: «Какой матерьялище для революции!». И были правы. Последствия нам слишком хорошо известны.
А ведь не Александр Второй был первым подвижником в деле освобождения крестьян. Задолго до него умные и совестливые русские вельможи прекрасно осознавали всё безобразие крепостного права. Менять людей на породистых щенков, бессудно пороть на конюшне баб, мужиков, детей, порою до смерти, – это было глубоко отвратительно совестливому православному человеку. И голоса из дворянского стана поднимались задолго до 1861 года. Одним из первых был никто иной, как «царский сатрап» Аракчеев. Его и доныне, двести лет спустя, в школах подают исключительно в качестве сатрапа и самодура. А на фамильном гербе у него, между прочим, были такие слова:
«Без лести предан».
Всей своей жизнью и государственной деятельностью он подтвердил эти слова.
Практически в одиночку он схватился с дворянской мафией во главе со Сперанским. Единственный, кто его горячо поддерживал, был Государь. Сперва Павел, затем Александр Первый. Но Аракчеев, ратуя об отмене крепостного права, ставил одно непременное (и очень опасное для дворянской мафии – так им, полоротым, казалось!) условие: освобождать крестьян следует только с наделом земли. Он понимал, что такое безземельный крестьянин, какой хаос поднимется в стране, хлынь безземельный крестьянин в города. Это же самый прямой путь к разгулу воровства и бандитизма!
Жаль, что этого недопонял или не учёл прекраснодушный Александр Второй, отпуская
крестьян на волю без земельного надела.
Аракчеева сожрала дворянская мафия. Даже Государь отступил перед её организованным натиском. И – надломился морально, уже до конца жизни. Аракчеева же просто схряпали высокородные жадины, и в учебники постарались внедрить его образ, как самого страшного крепостника. Бессовестно поступили, иначе не скажешь, наши аристократы, дворяне, по сути же – самые главные русские мироеды.
А поделись частью земельки, не обеднели б, но зато страна стала бы совершенно иной, без следов рабства, низкопоклонничеста и лести. То есть без всего того, что и готовит почву для безнаказанного воровства, взяточничества, лихоимства в стане власть имущих.
Но, возвращаясь к эпохам реформ, следует отметить неожиданное: почему-то при всех реформах Россия начинала жить только хуже и вороватее. Потом, когда чуть «устаканивалась» взбаламученная реформами страна, жизнь опять потихоньку налаживалась, и текла своим традиционным, многовековым, многотысячелетним руслом. До следующих реформ…