Литературное досье Николая Островского - стр. 18
В книге Корчагин не ответил на речь Дубавы. И потому возникает мысль о том, что хоть обличительные слова произносились оппозиционером, но не сам ли Островский был обеспокоен приближавшейся опасностью обюрокрачивания партийных рядов и подмены настоящих идейных революционеров скрытыми врагами революции? Не эзоповский ли метод избрал писатель для отражения главных проблем?
Эту мысль подтверждают письма Островского, в которых он высказывал своё мнение по поводу происходивших вокруг событий, о которых узнавал из газет, по радио и от друзей, но сам не мог принимать в них участие.
15 января 1929 года он пишет из Сочи своему учителю жизни и другу по партии А.А.Жигиревой, не раз помогавшей больному молодому человеку, не написавшему еще ни строчки своей будущей книги, морально и практически деньгами. Островский был с нею предельно откровенен во многих вопросах, делясь своими горестями и радостями:
«Арестован ГПУ зав. Коммунхозом пресловутый Бабенко, считавшийся чл. ВКП(б) с 1919 г., член президиума горсовета и РИКа, член райкома и т.д. Он оказался белый контрразведчик, офицер, расстреливал наших товарищей-большевиков. Эта гадина, обманув всех, пролез во все перечисленные посты – это громадный провал, – ведь гад был руководящим работн., член бюро РК и т.д. и т.п. Сочи везёт, как утопленнику. Гад определённо вёл работу на заграницу. Навряд ли, что это случайный белый.
Скоро генеральная чистка. Здесь опять начнёт мести большевистская метла».
Письмо на этом не закончилось, но следующие слова изымались из публикаций, а звучали очень тревожно, особенно глядя на них с позиции сегодняшнего времени:
«Мне непонятно, почему восстановлены видные работники, выметенные чисткой за ряд тяжёлых преступлений. Они все работают там же. Например, окрстрахкассовый бюрократ Шмелёв, бывший директор курупра и многие другие. Не могу, не работая и не участвуя в жизни организации, это решать».
Не вошедший в книгу отрывок из шестой главы сам по себе вызывает на размышления, но мне, прежде всего, вспомнилось другое не публиковавшееся ранее письмо Островского Жигиревой. 27 сентября 1928 года он писал ей:
«Ещё одно хочу рассказать. Неожиданно приехала моя приятельница-друг (помнишь, я тебе рассказывал грустную историю моей привязанности?). Она активистка, член ВКП(б) с 1916 г. Ей тридцать лет. Она один из моих лучших товарищей, тем более, что когда-то нас связывала личная симпатия. Она лечилась в Мацесте и случайно узнала обо мне и мы встретились неожиданно. Не виделись два с половиной года. Встретились, как встречаются родные люди, очень хорошо. У неё есть муж, славный товарищ. И хотя у них личная драма – он оппозиционер, исключён из ВКП(б)… (далее в письме неразборчиво)… много горя и печали. Политическая борьба при личной любви кончится, наверное, разрывом, так как он в партию не идёт, а применяется к Троцкому, и идейное отчуждение, и ушёл от ВКП(б).