Литературная Москва. Дома и судьбы, события и тайны - стр. 16
12. Арбат ул., 37 (с.), – до 1830 г. – дом обер-прокурора Св. синода (1797–1799), сенатора, тайного советника, московского предводителя дворянства, кн. Василия Алексеевича Хованского. Сюда, по свидетельству его зятя, мемуариста А. Я. Булгакова, съезжались «все знаменитые путешественники, певицы, певцы, музыканты и артисты». До 1825 г. в этом же доме жил историк, дипломат, мемуарист, друг А. С. Пушкина – Дмитрий Николаевич Свербеев, а с 1834 г. – актриса Екатерина Семеновна Семенова-Гагарина.
Б. – (на «литературных пятницах» у Свербеева) Пушкин, Чаадаев (родственник жены Свербеева), поэт и переводчик Гнедич и др.
После революции, с 1921 г., в этом доме располагался Революционный военный трибунал Московского военного округа. Ныне – Московский окружной военный суд.
13. Арбат ул., 38/1 (с.), – дом купца Т. Астахова (надстроен в 1901 г., арх. Н. П. Матвеев). Ж. – в 1900-е гг. – прозаик, будущий драматург, критик, переводчик и мемуарист Борис Константинович Зайцев. Первая своя квартира писателя, один из восьми московских адресов писателя (см. Приложение № 2).
Здесь Зайцев поселился, вернувшись в 1901 г. из Петербурга, где бросил, не закончив, Горный институт, и здесь начал публиковать первые рассказы. И в этом доме в 1902 г. познакомился с будущей женой – Верой Алексеевной Смирновой (урожд. Орешниковой).
Позже вспоминал, что, например, Константину Бальмонту, бывавшему здесь, «нравилась, видимо, шумная и веселая молодежь, толпившаяся вокруг жены моей, – нравилось, конечно, и то, что его особенно ценила женская половина…» Иногда Бальмонт приходил «в мажоре… победоносно-капризен и властен. – Поэт желал бы читать свои произведения не в этой будничности, но среди рощ и пальм Таити или Полинезии. – Но откуда же нам взять рощи и пальмы, Бальмонт? Он, – пишет Зайцев, – осматривает нехитрую обстановку нашей столовой. – Мечта поможет нам. За мной! – И подходит к большому старому обеденному столу. – Макс, Вера, Люба, Борис, мы расположимся под кровлей этого ветерана, создадим еще лучшие, чем в действительности, пальмы. И он ловко нырнул под стол. Волошину было трудно, он и тогда склонен был к тучности, дамы проскочили со смехом, по-детски… И вскоре из пальмовой рощи раздались протяжные "нежно-напевные" и "певуче-узывчивые" строфы его стихов…»
«В салоне Зинаиды Волконской» (1907)
Фрагмент Г. Г. Мясоедов
А однажды, в 1905 г., сюда пожаловал «мэтр» – петербуржец Вячеслав Иванов. «Вечер. Сижу за самоваром один, жена куда-то ушла, – вспоминал Борис Зайцев. – В передней звонок. Отворяю, застегивая студенческую тужурку. Пришел Вячеслав Иванов с дамой, очень пестро и ярко одетой… Дама – его жена, поэтесса Зиновьева-Аннибал. Смущенно и робко приветствую их – как мило со стороны старшего, уже известного поэта зайти к начинающему писателю, еще колеблющемуся, еще все на волоске… Гость оставляет несколько старомодную крылатку и шляпу в прихожей, мы усаживаемся за самоваром – два странных гостя мои сидят в начинающихся сумерках – соединение именно некой старомодности с самым передовым, по-теперешнему "авангардным" в искусстве. Я угощаю чем могу (чаем с вареньем). Но тут дело не в угощении. Вячеслав Иванович из всякого стакана чая с куском сахара мог – и устраивал – некий симпозиум… Другого такого собеседника не встречал я никогда… Никогда не был скучен или утомителен, всегда свое, и новое, и острое…» Оказывается, поводом прихода был только что напечатанный рассказ Зайцева «Священник Кронид». Вот имя-то священника – Кронид – и заинтересовало Иванова и стало темой его блестящей – «да какой!» – пишет Зайцев, – импровизированной лекции. «Так вот и превратился скромный арбатский вечер в небогатой студенческой квартирке в настоящий словесный пир».