Лисы округа Хансон - стр. 24
– К Тангуну этого хосина, – ругается Харин, сплёвывая кровь с губ (разбила их о крышку бочки, когда выгрызала себе путь на свободу). – Пусть сам своего тигра ищет, раз такой умный. И почему он меня от Союля не спасает, если вызвался? Вот и верь после всего божкам, как же…
Она отряхивается и с трудом поднимается на ноги. В Чосоне глубокая ночь, высоко в небе светит яркая, почти полная луна, и где-то в горах воет волк, а то и парочка. Хорошо, что среди корейских монстров волчьих тварей не водится – иначе один из них наверняка гонялся бы за Харин как за собственной добычей. Хотя, постойте-ка, один всё-таки за ней гоняется. Не волк, но гоблин проклятый.
Шатаясь, Харин плетётся к ближайшей хижине – та притулилась у самого берега реки, старая и с виду заброшенная. Изнутри не тянет ни одним духом – ни человеческим, ни потусторонним. Мысленно извинившись за вторжение, Харин без стука входит в дом – дверь почти не держится в ржавых петлях – и падает на пол. Тут темно, пахнет пылью, сквозняк швыряет какую-то труху из угла в угол. Не жилой это дом был, а так, пристройка для скота, судя по тому, что стены здесь все голые и сплошь дырявые, крыша худая, и никаких следов пребывания человека в этой деревянной коробке.
Харин осматривает своё нынешнее укрытие, лёжа на животе и повернув голову вправо. В распахнутую дверь позади неё задувает ветер, шелестит остатками старого сена на холодном земляном полу. Харин чувствует окольцовывающую горло тошноту – она не ела несколько дней, а потом её мотыляло в рыбацкой лодчонке, чьи хозяева точно знали, кого перевозят, и оттого бочки даже не касались.
– Союль, сын собачий, – устало рычит Харин. – Убью тебя позже, как отосплюсь.
Она уже закрывает глаза, когда понимает, что не одна в заброшенной хижине – приближаясь, ей в лицо дышит мохнатое существо. «Кошка, что ли?» – думает Харин и проваливается в голодный обморок.
И резко просыпается от запаха жареной рыбы. Аромат тянется с улицы в открытую дверь хижины, всю постройку пронизывают яркие солнечные лучи. Харин садится и осматривается: взгляд упирается в голые дырявые стены и прохудившуюся соломенную крышу, но теперь даже в воздухе, окружающем Харин, явственно ощущается чьё-то присутствие. Тут кто-то есть. Прямо сейчас, наблюдает из тени, скрытый мороком, куда глаз не может заглянуть.
Манящий запах поджаренной на костре рыбки вынуждает Харин выползти из хижины, прежде чем ей удаётся утолить любопытство. Всё тело ломит, руки так же плохо слушаются, словно за ночь опухли ещё больше. Из-за голода ли она так долго восстанавливается или из-за того, что давно не была человеком: даже в бочке она провела полдня, наполовину обернувшись лисой, и два лисьих хвоста мешали ей шевелиться.