Лира-2. Волчица Советника (бывш. Жестокие Игры) - стр. 143

О Дойере, об Алане, о лете моего побега мы не упоминали — по обоюдному молчаливому согласию.

Зато запросто обсуждали политику Луара, Советников, наступательную кампанию, даже связи Йарры с пиратами, периодически грабившими корабли князя и лорда Карильо, того, что мастер над финансами.

— Откуда узнала, паршивка?

— Слышала…

— От кого? — Звонкий шлепок по ягодицам.

— Ай!.. Чуть-чуть от вас, немножко от Тима… Там письмо, здесь записка… Вот и догадалась.

— Женщина не должна быть такой умной, Лира.

— Вы сами хотели, чтоб я училась! Ай!

— И дерзкой.

— Простите, господин…

— Раду, Лира. Повтори. Ну?.. — А я пряталась у него под мышкой и с удивлением понимала, что… Тим снова оказался прав, не так уж и плохо мне с графом. Не так и страшен он, Райанский Волк, хоть и ест, по слухам, медальоны из младенцев и антрекот из невинных дев.

Мы изучали друг друга. В темноте это было проще.

Нижняя губа у графа полнее, чем верхняя, но он поджимает ее, выдвигая подбородок вперед. Ресницы колючие, а брови — мягкие и густые.

— Не нужно меня бояться.

— Я не боюсь… Просто у вас глаза светятся.

— Это драконий дар. Виоре — род Всадников, ты разве не знала?

— Нет, господин, откуда…

Затылок у него чувствительный.

У Йарры болела голова, он морщился, и я, осмелев, положила кончики пальцев ему на виски. Массируя, спустилась к напряженной шее, к закаменелым плечам, а когда коснулась затылка, короткие волоски приподнялись, встали дыбом — ни дать ни взять волчья щетина. И урчал граф, как снежный волк:

— Лир-ра…

Он был добр, и мне снова, как в детстве, хотелось видеть одобрение в его глазах. Я старалась — и скоро о Волчице заговорили не только наши солдаты.

Он был ласков — не так, как зимой, когда, покупая мое расположение, осыпал подарками и потакал прихотям. Все стало другим — его тон, его слова, его прикосновения и взгляды. Неуловимо другим.

Он был нежен, и чем дальше, тем сложнее мне было игнорировать хмурые складки меж его бровей и глубокие продольные морщины на лбу. Он ведь уставал, смертельно уставал, хоть старался и не показывать этого. Раду… То есть Йарра. Конечно, Йарра. На марше и во время штурмов Йарра спал по три-четыре часа в сутки, ругал меня за стимулирующее, а сам горстями глотал пилюли, изготавливаемые Сибиллом. И везде сам, все сам. Йарра никому не доверял, особенно командующим князя, и его худощавая фигура в черненом доспехе мелькала то у осадных орудий, то у обоза, то среди рыцарей и пехотинцев.

А теперь еще этот брыгов погодник-рау.

Я тихо сидела на руках у задремавшего графа, смотрела на глубокий порез на мужской шее — след от пера стимфала, и в моей голове рождалось чудесное дополнение к плану Его Сиятельства, собиравшегося стравить Меот и Рау, слишком уж активно вмешивающихся в нашу войну.