Линия жизни. Книга первая - стр. 28
Так началась моя трудовая деятельность, подчинённая строгому распорядку. В семь часов утра собирали стадо и гнали его где-то километров за семь на Еранкин бор – постоянное место выпаса. По пути останавливались на водопой у небольшой заросшей травой речушки. Дорогу эту коровы прекрасно знали, поэтому нужно было только присматривать за отстающими и подгонять их к стаду, да следить, чтобы некоторые партизаны не разбрелись.
Есть такой детский стишок:
Что для зайца стометровка? Как стрела бежит косой!
Вот что значит тренирвка вместе с тренером-лисой!
А меня тренировали коровы. Были в стаде две бегуньи: бабушки Наймушиной и семьи Касьяновых, удержать которых не было никакой возможности. Они проходили чуть больше половины пути, разворачивались, и, сколько бы за ними ни гонялись, убегали, но, что характерно, домой приходили вместе со стадом, присоединяясь к нему на обратном пути. Где они гуляли всё это время, никто не знал, но молоко у них было очень жирное, и удой высокий. Кстати сказать, все коровы были чёрно-белые «тагилки» – молочной тагильской породы.
Еранкин бор – название условное. Когда-то это действительно был большой сосновый бор, к тому времени уже полностью вырубленный: остались голые, заросшие мелким подлеском делянки да по краям небольшие островки сохранённых на осеменение сосен. В одном из таких островков стадо и выбрало место для отдыха. Мы, пастухи, тоже в это время отдыхали. Было у нас одно место, будто с картины Шишкина «Утро в сосновом бору». Так вот возле поваленной сосны мы и располагались, доставали наш нехитрый провиант: молоко, хлеб, яйца – обедали.
Пока стадо отдыхало, я, быстро перекусив, убегал разведывать окрестности делянок, а также на Токмыш, который был мне особенно по душе; он почти примыкал к бору. Иногда набредал на брусничники и тогда на следующий день отправлял туда бабушку.
Спустя полтора-два часа стадо безо всякого принуждения как по команде поднималось, разворачивалось и не спеша отправлялось домой. В посёлке мы появлялись где-то около шести часов вечера.
Так прошло лето, и за свой труд я получил 900 рублей, что по тем временам было очень прилично. Кстати, зарплату выдали только по окончании работы – так было принято. Точнее сказать, платили пастуху – за каждую голову стада (корова, телёнок, овца), а уже из общей суммы выделялись деньги подпаску.
Закончилось лето, начинался учебный год, и на повестке дня снова стал вопрос о моём проживании. Ситуация повторялась: меня снова категорически отказывались брать в интернат. И тут мне, что называется, свезло! В середине прошлого года воспитателем в интернат, в помощь Нине Григорьевне, пришла, по совместительству, учитель биологии Нянникова Анна Константиновна. Вот она-то, несмотря на то, что была свидетелем всех моих подвигов, сжалилась над бабушкой и взяла меня к себе. Анна Константиновна жила вдвоём с мужем в частном доме по другую сторону железной дороги. Муж её, лётчик-фронтовик, был очень сильно изранен; наверное, поэтому детей у них не было. А бабуля снова принялась атаковать директора школы и воспитателей интерната, и где-то ближе к зиме добила – я появился в интернате на правах жильца. С последним китайским предупреждением!