«Лимонка» в тюрьму (сборник) - стр. 19
Был один странный эпизод, когда Роме запретили изготавливать чётки (а они у него получались всё лучше и лучше), мотивируя это тем, что «не х… здесь устраивать артель».
В тюрьме находился вор в законе Азиат. Он рассылал по хатам послания, направленные на искоренение беспредела. Если кто-нибудь считал, что с ним поступили неправильно, то он мог отписать Азиату, а тот, в свою очередь, должен был разобраться и принять меры. При мне вору никто не отписывал, но одну разборку, связанную с обнаружившимся беспределом в отдельной хате, я наблюдал.
Надо отметить, что тюремные понятия Симферополя и Харькова сильно, а в некоторых моментах даже принципиально отличаются. Харьковская тюрьма и её обитатели произвели на меня впечатление какого-то молодёжного стройотряда. Там же я столкнулся с таким понятием, как «дючник» (моющий и убирающий парашу). В Симферополе такого не было. О ситуации в российских тюрьмах судить не могу, так как с заключёнными мы не общались, и вообще тюремное начальство старалось создать нам как можно лучшие условия. Какие-то окончательные выводы из моего пребывания в тюрьме я ещё не сделал, тем более не собираюсь давать какие-либо советы на тему «как себя вести в тюрьме» и т. д. Психологическая обстановка, наблюдаемая в местах лишения свободы, в научной литературе именуется «психологией замкнутого мужского (однополого) коллектива». Существуют публикации исследований на эту тему. Моё повествование ни в коей мере не претендует на полноту и объективность, что, надеюсь, будет в полной мере восполнено моими партийными товарищами, тоже сидевшими.
Анна Петренко
Эстакада
Не стоишь, но всё же – надо…
Смрад.
Передо мною упрямо
Вырастает она – эстакада.
Белгородский изолятор
Наверное, следует начать с Белгородского централа, точнее, с последних дней в нём. До этого было не так много интересного.
Так вот. Конечно, суд по касатке – это было тяжело. Не потому, что приговор оставили без изменения, я знала, что так будет. Тяжело было видеть мать. И подельников. (Теперь терпи, пожалуйста, осколок, неприятный для тебя, но из песни слова ни фига не выкинешь.) После суда нас развели по боксам. Я была в боксе одна. Мишка – через стенку. Алексей, наверное, в следующем. Нет, пройдя всё это, я имею право судить. С ними ещё всё случилось хорошо, блин, по-божески.
Они ни хрена не знают о тюрьме. И зоны у них санаторно-курортные, а не наркоманские, как у меня. Но мне легко, я знаю, что обо мне помнят на воле и ждут. И даже если бы не помнили и не ждали, всё равно было бы легко. Я знаю, что я права. Я определилась уже в этой жизни и расставила все акценты. Я знаю цену своим поступкам и готова её платить. Лёха-то пофигист, он нормально это переживёт, как очередное приключение, путешествие автостопом, блин. А Мишку сломали. Ему и поговорить-то теперь не с кем по-человечески… Как бы там ни было – жалко таких людей, тяжело это видеть. Как объяснить? Как объяснить, что остаться человеком надо при любых обстоятельствах, это вопрос чести, в конце концов… Да и надо ли вообще объяснять что-то? Надо, наверное, просто жить. Жить правильно – в кайф. Так, чтобы никто, никакая мразь не в силах была этому помешать.