«Лимонка» в тюрьму (сборник) - стр. 1
Дмитрий Бахур
Бутырка
Всё начинается с КПЗ. Хотя нет. Всё начинается ещё в обезьяннике. Голова трещит, всё тело ломит – последствия задержания. Какие-то пьяные девки, бомжи, набыченный гопник вязко перемещаются, разговаривают. Тошнит, мозги отказываются работать, воспринимать действительность. Наблюдаешь, как менты за стеклом курят твои сигареты. Ненавидишь. Раз в обезьяннике, а не в камере, значит, всё ещё не так плохо, скоро отпустят. Последняя надежда.
Задержали какую-то банду. Раскидали по камерам. На всех не хватило. Один попал в обезьянник. Высокий, в стильном чёрном пальто, чёрной шляпе а-ля ковбой, казаках. Пронес с собой сигареты. Закурили.
– Опять весна – опять грачи, опять тюрьма – опять дрочи, – продекламировал он с грустным задором.
Поусмехались…
КПЗ. На нарах вырезана шахматная доска. Надо полагать – дело рук суточников. Шесть голых деревянных нар. Нас двое. Стены одеты в цементную шубу. Решка высоко под потолком. Заделана оргстеклом. Не сквозит. Но и дороги не сделаешь. Неизвестно, что важнее? Второе…
Сигареты есть, нет огня. Просишь прикурить у коридорного. Тому лень подходить, и спичек он не даёт: «Распорядок таков!» – и закрывает кормушку. Цвет и запах тюремных стен, свет тусклой вечной лампочки сквозь дерьмо мух и грохот железа. Вот таким создали мир тюремные боги. Хотя это не мир, а чистилище перед раем. Бутыркой. Но пока всё ещё КПЗ. ИВС – как его сейчас называют. Хорошо, что дали возможность забрать свою куртку. Есть на что прилечь и чем укрыться. Даже сотрясённые мозги, в которых медленно проворачивается мысль, отказываются признавать образовавшуюся пустотность. Выброшенный из объятий клокочущего мегаполиса, бьёшься, как рыба на асфальте. Отключили кислород. Где все звуки, запахи, краски?! Где?!!
Лязг ключей в двери. Грохот железа. Начальник ИВС и молодая прокурор по надзору. «Жалобы есть?» По их понятиям, жалоб нет. Дверь закрыли. Куришь. Время от времени приезжает баланда. Снова лязг ключей. Радуешься. Не кормёжке. Нет. Просто даже эти звуки и эти лица взбадривают. Понимаешь, что время не встало. Жизнь где-то течёт. Дальняк и умывальник в конце коридора. Умываешься, тянешь время, начинаешь ценить маленькие радости. На последнем допросе следователь сказал, что будет подписка о невыезде. Ещё одна, последняя, надежда.
Лязг ключей. «С вещами на выход». Автозак – и вперёд. В распростёртые объятия рая. Дубовые врата Бутырки.
Стоим с подельником у разных косяков одного и того же дверного проёма. «Уважаемые москвичи и гости столицы, Бутырский замок приветствует вас!» – улыбнулись, перемигнулись: «Ну что ж, бывает и так».
«Фамилия. Имя. Отчество. Статья. Дата, место рождения. Место жительства (прописка!). Паспортные данные». (Паспортные данные помню наизусть. Разбуди хоть ночью, хоть вусмерть пьяным, как от зубов отскочит.) Бутырка прям как Нью-Йорк, начинается с карантина. Таможню прошёл, и покатилось: врачи, дактилоскопия, врачи – раздвинь ягодицы, закатай плоть; шрамы, татуировки, трусы, носки, куртки, носовые платки. Снова по сборкам и пеналам.
Перед кабинетом врача:
– Вещи оставить в коридоре!
– Какого?!
– Я тебе поспрашиваю, – и заталкивают в кабинет.
Мусора остались в коридоре. Пытаешься выйти обратно. Держат двери. Плюёшь в сердцах: «Конвоиры – крысы!» Одна палка колбасы, кусок сыра, пачка чая, три пачки сигарет с фильтром – как корова языком. А глаза у них такие честные-честные. В пенал максимум помещаются двое. Нас было трое. Хотели запихнуть четвёртого. Передумали. На флюорографию и на СПИД нас не повели. Забыли. На дактилоскопию и фотоальбом гостей Бутырки попали только потому, что припёрло поссать и стали ломиться в двери. (Ночь близится к утру. Коридорные устали гонять целую хату-сборку на время. Утомились и пошли бухать.)
Утро. Загрохотали повозки баландёров. Ключи не подходят к кормушке. Баланда проехала дальше. Объехали всех. Возвращаются, по дороге нашлись ключи. Кормушка узкая, миска широкая. Ложек нет. А пустая сечка так благоухает… Пришлось отказаться, взяли только хлеб. Точим… Пересменка прошла. Шум раскрывающихся камер. Все на коридор. Последний бутырский призыв повели распределять по хатам. Подельник стоит на один пролёт выше. Кивнули друг другу. В следующий раз увидимся через месяц на ознакомке.