Лилии распускаются в полночь - стр. 14
– Александра Неваляшина? – продолжила девушка.
«Точно!» – вспомнила я благодаря этой подсказке.
– Да, я, – сухо ответила женщина. Ну вот, ее реакция подтверждает верность моих мыслей.
– О, меня предупреждали, что вы, возможно, будете здесь, и я купила билет на этот рейс только ради того, чтобы с вами встретиться! – и понеслась… «Я так люблю ваши фильмы, я на них воспитана…» Дамочка закатывала глазки, но сдерживалась и откровенную грубость себе не позволяла. Иногда кивала. Затем сослалась на мигрень и убежала в свою каюту, надо полагать, в тот самый тайный, зашифрованный люкс.
– Мечты сбываются, – заметив мой интерес, искренне пролепетала девушка. Видимо, толику омерзения в моем лице она не разглядела, потому стала рассказывать: – Я всегда любила Неваляшину, ее жизненная история еще труднее и запутаннее, чем истории всех ее героинь, поэтому я так мечтала с ней познакомиться лично и поговорить!
– Ну и как? Поговорили? – с легким сарказмом сказала я, не стараясь скрыть ухмылку.
– Да! – восторженно молвила та, что дало мне пищу для размышлений: эта девушка не умеет различать по мимике и голосу настроение людей, или ей просто все равно? Как бывает все равно до сумасшествия влюбленным, которые вешаются на шею своему единственному и предпочитают не замечать, что он втайне с друзьями посмеивается над таким явным проявлением чувств, которые до поры до времени вообще-то нужно скрывать. А они знай себе шлют любовные послания, лезут обниматься и целоваться на людях, понимают, что избраннику от этого неловко, но ничего не могут с собой поделать. Он их отталкивает, а они лезут вновь.
Пассажирка «Верещагина» была, как я уже говорила, молода; блеклые серые, никогда не знавшие краски волосы были собраны в жидкий хвост; нос был чуть крупноват, но на этом недостатки внешности заканчивались, и в целом девицу, хоть и с натяжкой, можно было назвать симпатичной. Или хотя бы неплохой.
– Меня зовут Вероника, – представилась она. – Я здесь с сестрами.
– Как? – пробубнила я удивленно.
Две клуши, сопровождавшие новую знакомую, походили больше на маму и тетю. Обе были одеты во что-то темное, длинное, бесформенное, словно монашки или жительницы приюта, вынужденные наряжаться в то, что принесут добрые самаритяне. Что и говорить, статус симпатичной достался только младшенькой. Лица сестер были угрюмы и некрасивы. Возможно, в связи с облачением, ибо, как гласит народная мудрость, женщину красит одежда. Ну и наоборот бывает…
– Да, – Вероника хихикнула. – Я на самом деле старше, чем кажусь. Мне уже двадцать девять. Богдане тридцать восемь, а Варваре сорок шесть.