Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года - стр. 70

, обладающую какими-то особенными баллистическими свойствами. Получив путем подкупа образец этой пули, Рубинштейн обделал ее в золотую оправу и, привесив в качестве брелока к своей часовой цепочки, беспрепятственно перевез в Стокгольм. Там пуля была продана германскому агенту, а несколько недель спустя ее стали извлекать из ран наших солдат.

К этому доносу, ставшему краеугольным камнем обвинения Рубинштейна в предательстве, было затем пристегнуто другое, еще более фантастическое. В расследовании генерала Батюшина имелась карта полесских железных дорог, вдоль которых цветным карандашом были отмечены огромные лесные площади, будто бы купленные Рубинштейном через подставных лиц, еще до войны. В этих лесах по указанию германского генеральского штаба Рубинштейном были проведены дороги, направляющиеся либо к водным переправам, либо к узловым станциям железных дорог. Этой, сделанной еще будто бы до войны, предварительной работой и объяснялся быстрый и успешный захват немцами всей губернии.

Казалось, одного здравого смысла было совершенно достаточно для понимания, что если по извлеченным у наших раненых пулям представлялось возможным определить, что неприятель стреляет образцом Кутевого, то какая же надобность была немцам покупать у Рубинштейна тот «брелок», который мы сами посылали им в несметном количестве и притом совершенно бесплатно? Если сведения о скупке Рубинштейном до войны целых земельных площадей оказывалось невозможным проверить ввиду захвата всей этой местности немцами, то спрашивается, на чем же эти сведения основывались? И несмотря на такие до очевидности простые соображения для расследования этих анекдотов была составлена целая комиссия с генералом Батюшиным во главе. Комиссия эта проработала почти год и собрала обвинительный материал в несколько томов.

Военно-полевому суду Рубинштейн предан быть не мог, передаче же дела общему суду должно было предшествовать формальное предварительное следствие, производство которого лежало на судебных властях Петербургского округа.

Прокурором петербургской судебной палаты был в то время сенатор С. Завадский^>32. Передавая свои впечатления по делу Рубинштейна, он между прочим рассказывает и о беседах с генералом Батюшиным. Беседы эти очевидно привели генерала к убеждению, что предварительное следствие, произведенное под наблюдением такого прокурора-законника, желательных для высшего командования результатов дать не может. Было потому испрошено особое Высочайшее повеление, которым вопреки законам все дело передавалось не имевшим к нему решительно никакого отношения: судебному следователю Варшавского окружного суда Матвееву