Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года - стр. 37
В нашем ведомстве он был «bete noire»>36, но добраться до его неправосудных приговоров было трудно. Генерал-губернатор пользовался своим правом и не пропускал в Главный военный суд кассационных жалоб и протестов, а это делало его неуязвимым. Приезжая в Ригу с докладами к генерал-губернатору, я старательно избегал всяких встреч с этим распущенным человеком. Кошелев это знал и, говоря обо мне, язвительно называл меня «господин "zierlich manirlich, ganz accurate"» (манерный).
Однако столкнуться с ним мне все-таки пришлось. Случилось это по делу, которое сохранилось в моей памяти как самое несправедливое из всех многочисленных дел моей судебной практики.
В 1906 году в городе Митаве выстрелом из револьвера был убит учитель гимназии Петров. На боковой улице, по которой убитый учитель возвращался домой, в момент убийства никого не было, и только какой-то лавочник, услышав выстрел и посмотрев в окно, увидел пробежавшего мимо него мальчика в гимназической фуражке. Выскочив на улицу и заметив лежавшего на тротуаре человека, лавочник догадался, что пробежавший мимо гимназист совершил убийство, и бросился его догонять, но тот перескочил через забор какого-то сада и бесследно скрылся. Убийство было загадочным. Политические мотивы отпадали, так как убитый учитель принадлежал к числу самых обыкновенных обывателей маленького провинциального городка, политическими делами не занимался, ни к каким партиям не принадлежал и вел скромную уединенную жизнь. Как педагог он требовал, правда, знаний и порядка, но делал это не в большей степени, чем другие его коллеги, и поводов к ненависти никому из своих учеников не давал.
Тщательное расследование никаких результатов не дало. Дело продолжало оставаться загадкой, и только несколько месяцев спустя, когда эта взволновавшая весь город драма стала уже забываться, родители ученика Миттельгофа узнали от своего сына, что он вместе со своим одноклассником евреем Иоссельсоном увлекается чтением революционной литературы. Занимались они этим делом на чердаке гимназии, куда выходили во время перерывов классных занятий и где Иоссельсон хранил добытые им революционные листки и брошюры.
Мальчик оказался настолько насыщен агитационной пропагандой, что заявил родителям о своем намерении вместе с Иоссельсоном оставить школу, поступить в боевую организацию и принять активное участие в борьбе с царскими насильниками. Испуганные родители передали слышанное от сына директору гимназии, тот следователю, – и мальчика посадили в тюрьму, где на допросе он чистосердечно во всем раскаялся, указал место, где на чердаке хранилась революционная литература, и рассказал, что Иоссельсон сознался ему в убийстве Петрова. По рассказу Миттельгофа Иоссельсон к убитому учителю относился хорошо и никаких причин его убивать не имел, но та боевая организация, к которой принадлежал обучавшийся в Рижском политехникуме его старший брат студент, признала Петрова вредным реакционером и приговорила к смерти. Во исполнение этого решения он учителя и убил.