Лихолетье. Книга II. Теплый сентябрь - стр. 53

Просматривая личное дело Горского, Николай Николаевич допоздна засиделся в своём кабинете и решил, что ехать домой уже нет смысла, а лучше остаться ночевать у себя, в кабинете, на стареньком кожаном диване. Он снял ремень, расстегнул пуговицы на вороте и на рукавах гимнастёрки, достал из шкафа войлочные тапки, не торопясь поснимал с ног хромовые сапоги, активными круговыми движениями размял стопы ног, затем поочерёдно засунул их в теплоту тапок и отнёс сапоги к окну.

За окном была тёплая летняя ночь, с Невы ветерок заносил прохладные потоки воздуха на пятый этаж в приоткрытое окно. Сегодня не было слышно никакой канонады, видимо немецкие артиллеристы тоже наслаждались хорошей августовской погодой и не захотели её портить даже своим врагам. Майор перед сном надумал выкурить папироску, что он и сделал, достав из карманов спички и коробку папирос, поставил поближе пепельницу, зажёг огонь, раскурил папиросу, глубоко затянулся и с довольным видом выпустил из легких сизый дымок. Ещё немного постояв у окна, Туров поправил маскировку, ещё раз потянул в себя папиросный дым, взял в руку пепельницу и проследовал к дивану, на который прилёг, даже не озаботившись снять тапки и вытащить папиросу изо рта. Какое-то время он так и лежал с закрытыми глазами, наслаждаясь табачным дымом, который выпускал прямо в потолок, ещё раз запоминая и откладывая в своей памяти прочитанные листы из личного дела Горского. Тускло горит на рабочем столе сорока свечовая лампа, укрытая зелёным абажуром, на паркетном полу у дивана стоит пепельница, рядом пристроились коробка папирос и спичечный коробок, тут же лежит тапок, слетевший с одной ноги. Для себя Туров уже давно понял, что другую кандидатуру искать больше не нужно и этот везунчик Горский как нельзя лучше подходит по всем предъявляемым требованиям.

А Сомов у меня большой молодец! Какого парня нам удружил! Надо будет его как-то отметить… Сейчас бы встать, да погасить свет на столе, но так не хочется подниматься со своего уютного дивана и просто лениво… с такими мыслями Николай Николаевич начал засыпать. Прежде чем заснуть, у него ещё хватило сил положить в пепельницу догоревший до бумажного мундштука окурок и повернуться на бок.

Утром 23 августа 1942 года, меня, вместе с другими бедолагами, попавшими под суровый приказ, вывели из здания гарнизонной гауптвахты, что находится в начале Садовой улицы и под конвоем сержанта с двумя красноармейцами, повели на сборный пункт, который, по слухам, находится где-то на Фонтанке. Так начала свой фактический отсчёт наша операция под кодовым названием "Тропинка". Мы шли совсем без строя, прямо по улицам ещё не ожившего города, часовые шли рядом, как будто приставлены для видимости – ну идут себе бойцы куда-то по своим делам, у двоих мосинские винтовки, ещё у одного автомат ППД. Потрёпанным обмундированием удивлять было некого. Как и у других бойцов, на мне одето обмундирование б/у, без знаков различия, разношенные лично кожаные ботинки с обмотками, за спиной ватника без ворота болтается тощий вещевой мешок, поясной ремень выдали брезентовый с грубо пришитой кожаной накладкой в месте соединения с зубом пряжки. Сержант попался нормальный, не орал и не залупался по пустякам, один раз объяснил всем, что идти час или чуть дольше и чтобы мы его не подводили, а то огребём по самые помидоры. По улице идём не в ногу и молчим – у каждого в голове свои мысли. Мне вспомнился разговор с Майором Туровым в его кабинете, когда я согласился на участие в операции…