Лихие девяностые в Шексне - стр. 25
– У тебя как отпуск? Двадцать третьего закончился?
– Да, – говорю, – И на неделю брал отгулы. У тебя подписывал.
– Правильно. Я вспомнил. А у Лукина как? – Задает он снова вопрос, явно мне.
– Не знаю. У него сегодня отпуск закончился, да, наверное, брал отгулы.
И тут заходит Лукин.
– Вот, – указываю, – лёгок на помине.
– Вспомни заразу – появится сразу, – вскидывая глаза на Сергея, шутит бригадир и добавляет. – Обманщик, а говорил, детей не с кем оставить.
– Да, думаю, надо выйти. Чего уж тут…
Слесарная мастерская наполняется народом. Юра Петруничев, Андрюха, Петр Одочук, переведенный от гидравликов к нам в запрессовое отделение.
День как день. Сменили две головки на шлифмашине и работали на камере охлаждения плиты. Я, осматривая оборудование второй линии, увидел и удивился, что на кантователе работает гидростанция, собранная мною из разных запчастей в часы затишья. Та про которую говорили, что не будет «пахать». Но пока я был в отпуске, основная гидростанция кантователя вышла из строя и подсоединили ее. То есть моя сборка меня не подвела.
ПЕТРО
Петр Одочук сварщик, но не высокой квалификации. А у гидравликов все под давлением и сваренные швы должны быть надежными. Но нам он насвистел, что надоело ему ругаться с механиками Рямзиным и Зубовым потому как он им режет правду – матку.
Он молдаванин, приехал в Шексну из западной Украины. Ему тридцать четыре года. Среднего роста. Слегка полноватый. Волосы редкие, черные. Борода еще черней и гуще. Ладони широкие, с короткими пухлыми пальцами. Он любит рассказывать про себя. О том как в юности занимался боксом, каратэ, борьбой. Много играл в футбол. И сейчас по утрам делает физзарядку.
И мол, может ладонью разрубить кирпич. А мужики перемигнулись и подзадоривают его. И он бьет по кирпичу, расшибая руку. Кирпич, естественно, не разваливается. Он трясет больной рукой, а мужики хитро улыбаются за его спиной над его простой душой.
Однажды, сидя за столом, сложив ладони в замок и растопырив локти, Петро поведал нам историю. Правда, оговорился, что ее рассказал ему один мужик и если тот врет, то и он —Петро, врет.
– Дело было так, – начал он. – Один дед семидесяти пяти лет приехал из Можайска на базар с тремя бидонами меда и стал его продавать. В первый же день к нему подошел рослый бугай, кулаки по пуду. Лицо широкое, глазки маленькие и смотрят, как колют. И в тоне приказа сказал: «Дед! Плесни-ка в ведро медку!» А тот: «Бери банку и плати». Тут у них возникла словесная перепалка. Бугай свое, а дед свое. Тогда парень сказал: «Ладно дед. Ты меня еще вспомнишь». А на третий день, когда в последнем бидоне осталось совсем немного меда, вновь нарисовался этот бугай и сказал: «Если послезавтра ты не положишь на камень, что у тебя во дворе, шестьдесят тысяч, мы уничтожим тебя и твою родню». Угроза подействовала. Дед собрал все свои и сбережения односельчан. И в назначенный срок его старуха с осторожностью прошла к камню и положила деньги. Еще не успела она вернуться домой как на машине подкатила орава вооруженных людей. И в это-то время в окошко чердака высунулось дуло пулемета «Максим» и раздалась очередь, затем другая. Это дед поливал свинцом из припрятанного с войны пулемета. Вся группа вооруженных бандитов была уничтожена. За ней больше месяца гонялась милиция. Старик расправился с бандюганами за десять минут. Вот так, – вставая из-за стола, закончил свой рассказ Петро.