Лига мартинариев - стр. 31
Надо же, они перешли со мной на ты: так хозяева разговаривают со своими рабами.
– А в чем, собственно, дело?
– Ты жестоко избила Вадима Суханова.
– Он хотел меня изнасиловать!
– Ты не должна была сопротивляться. Ты – истинный мартинаний. Ты входишь в Лигу. Призвание мартинария – максимальное страдание…
– Это я уже поняла.
– Ты должна вернуться.
– Слушай, трахайся с ним сама, если нравится. А меня уволь, – огрызнулась я.
– Ты не представляешь, какой вред себе и окружающим может причинить твое недопустимое поведение. Трансформация уже началась, и отказ от функционального развития…
– Иди в задницу! – я швырнула трубку.
Что, съели? Я показала ни в чем неповинному аппарату старательно сложенный кукиш. Разумеется, я не против того, чтобы услужить Лиге, когда неудачи падают мне на голову сами, как кирпичи. Но бить себя по башке булыжником – нет уж, увольте. Это что же получается: если я внезапно вытяну счастливый билет, господа «лигачи» потребуют, чтобы я от него отказалась? Разумеется, я глупа. Но не настолько же! Сегодня я неожиданно почувствовала себя счастливой. Мне понравилось быть сильной и уметь дать отпор. Я прекрасно понимала, что сейчас в своей крошечной каморке Вад бесится от обиды и злости. Но в происшедшем мне ничего не хотелось изменить. Выговор Лиги меня только раззадорил. Я – не мартинарий, и не хочу им быть, потому что… Не хочу и всё!
Я бросилась в постель, но сна не было. Ясно было, что драка не закончена, и мне еще наставят в ближайшем будущем синяков. Ну, ничего, я тоже попытаюсь пустить в ход зубы. Я вспомнила о проклятом желваке на ладони. Интересно, этот значок – что же, тавро Лиги? А потом может проявиться какая-нибудь буковка? Может «м» – читай «мартинарий», а, может, и «ж» – огромная жопа. Но проверить было нельзя – глубокий порез поверх шва был заклеен пластырем, а ковырять снова живое мясо у меня пока не было желания.
Было уже за полночь, когда вновь зазвонил телефон. Я сдернула трубку, и уже открыла рот, чтобы отлаять новоявленного опекуна, но услышала тихий, поначалу не узнанный мною голос:
– Ева, дорогая, как мне освободиться от этой проклятой роли? Я знаю, ты можешь помочь. Верю, что можешь.
Я хотела спросить, кто говорит, но почему-то не решилась.
– Освободиться?! Что может быть проще! – выкрикнула я радостно. – Просто скажите «нет», и вы свободны как птица. Если, конечно, это «нет» для вас важнее всего. А если есть вещи подороже, тогда вы несвободны навсегда. И тут вам никто не поможет – ни Ева, ни Адам.
Мне показалось, что слушавший меня на том конце провода усмехнулся, но не шутке, а моей недалекости, и мысль эта уколола меня пребольно. И я поняла, что моя крошечная победа над собой (а не над Вадом), еще ничего не значит, ибо шкура мартинария намертво приросла ко мне. А самоистязательность мыслей – моя суть, вечное клеймо мартинария.