Лицей 2023. Седьмой выпуск - стр. 12
Жена подняла голову, пытливо посмотрела на балкон и махнула рукой.
– Зовут, – сказал Бусовцев.
– Ну что ты в одной рубашке-то? – сказала она Константин Константинычу, когда он перешагнул порог. – Заболеешь, дурак.
Фужеров ни у кого не оказалось, и с кухни вернули фарфоровые чашки. Первым, по старшинству, тост поднял Лазарь Ефимыч. Он встал, смешной, дурацкий, нескладный, но такой уютный; по привычке провел рукой по залысине, приглаживая прическу, поправил воротник рубашки. Рубашка всегда была застегнута до последней пуговицы, а клапаны карманов на пиджаке – заправлены вовнутрь.
– Дорогой Костя… ты уж прости, что я по старой памяти тебя так называю… Дорогой Константин Константиныч… Мы с тобой прожили под одной крышей больше пятнадцати лет. Я помню тебя еще школяром, а теперь ты и муж, и отец, и хозяин. Я желаю, чтобы в твоей семье все шло благополучно, чтобы никакие грозовые тучи не омрачали твоего будущего. Я желаю тебе благополучно окончить и интернатуру, и ординатуру, и стать достойным врачом. Твоя мама может тобой гордиться. За Костю Теплицына, за советскую медицину!
– А за Новый год? – воскликнул кто-то.
– А за Новый год поднимет кто-нибудь помоложе.
Принялись есть. Косте не было жалко для своих гостей ничего, чужих здесь не было; и все же он испытал на секунду тоску при виде того, с какой скоростью уничтожается добытый праздник. Вагоны он, конечно, не разгружал. Он и так учился в вечернюю смену.
– А это, так сказать, от нашего стола – вашему столу, – сказал Валера Осипов, словно прочитав его мысли (на самом деле, конечно, просто совпало).
На стол торжественно водрузился ананас.
Повисло восхищенное молчание. Звякнул по тарелке нож.
– О-о-о, – выдохнула Света Рябинина, бывшая соседка из комнаты напротив, зашуганная, некрасивая, очень одинокая. Ее родители умерли в блокаду, и сама она чудом осталась жива. С тех пор она страдала от последствий рахита и крупозной пневмонии, перенесенной уже после войны. Свету выхаживали вместе с другими такими же безнадежными под наблюдением профессора Николая Семеновича Молчанова, вернувшегося с Дальнего Востока в Ленинград. Пульмонология в стране тогда еще только зарождалась, и фронтовой опыт Молчанова оказался как нельзя кстати. Его строгий вид и уверенный голос, чуть седая булганинская бородка клинышком и генеральские погоны, в которых он иногда появлялся в отделении, оставили в памяти тринадцатилетней Светы сильное впечатление. Возможно, на какой-то недолгий срок, крошечный в масштабах человеческой жизни, он заменил для нее отца. Ее рассказы о госпитале, о Молчанове, о сосредоточенном лице и твердых руках лечащего врача в немалой степени повлияли на решение Кости поступать в мед.