Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы - стр. 6

Таким образом, «Толстой vs Русская Церковь» – это действительно конфликт, который был предопределен общим ходом процесса секуляризации в Европе, другими словами, в разных формах, характерных для конкретной страны и культуры, с момента начала Реформации и особенно в XVIII и XIX вв. он наблюдался повсеместно в Европе. Именно в этот период происходит обострение церковно-государственных отношений в европейских странах, которое в отдельных случаях выливается в открытые столкновения. Отмечу в качестве иллюстрации только два очень значимых эпизода.

Первый – это 1773 год, когда под давлением европейских государей – членов семьи Бурбонов папа Климент XIV, вопреки своей воле, издает буллу, в которой объявляет распущенным орден иезуитов, более двух веков служивший главной опорой папского престола.

Второй яркий пример такого рода – политика канцлера Отто Бисмарка, знаменитая Kulturkampf (т. е. «борьба за культуру») в новой германской империи. Бисмарк на протяжении практически пяти лет (1871–1875) систематически пытался «выдавить» католиков из политического и культурного пространства империи.

Конечно, в большинстве случаев это была борьба нового секулярного порядка именно с Католической Церковью. Противостояние такого рода в России было совершенно невозможным – как по причине особой роли, которую Церковь играла в русской истории, так и по причине особого характера церковно-государственных отношений, которые приобрели совершенно особые формы с момента петровских реформ.

Это обстоятельство очень тонко почувствовал выдающийся немецкий исследователь русской культуры, теолог и славист Л. Мюллер, который в своей замечательной статье о Л. Толстом подчеркивает то обстоятельство, что конфликт писателя с Церковью – это не конфликт отдельной личности, а противостояние двух духовных стихий, полярных религиозных установок и принципов, духовных оппозиций – враждебной всякому институционализму религиозности, несущей на себе стойкую печать радикализма европейского Просвещения, и Церкви, сознательно противостоящей влиянию идей просвещения в своем учении и культе[3].

Еще до революции 1917 г. русская общественная мысль осознала особый смысл исторической миссии Л. Толстого: «Толстой не создал ничего положительного ни в области теоретической мысли, ни в области морали. Но деятельность его и в той и другой области имела громадное, исключительное значение. Толстой неожиданно встал перед Европой во весь свой гигантский рост и властно спросил “одуревших” от успеха внешней культуры людей о том, что, казалось, они должны были знать прежде всего: зачем они живут?»