Лев Гумилев. Теория этногенеза. Великое открытие или мистификация? (сборник) - стр. 30

В основу исследования проблемы этногенеза нами положен известный постулат К. Маркса и Ф. Энгельса: «Мы знаем только одну единственную науку, науку истории. Историю можно рассматривать с двух сторон, ее можно разделить на историю природы и историю людей. Однако обе эти стороны непрерывно связаны; до тех пор, пока существуют люди, история природы и история людей взаимно обуславливают друг друга» ^>1. Общественная форма движения материи, свойственная только человеку, стоит особняком от природных (механической, физической, химической и биологической), но постоянно взаимодействует с ними ^>2. Поприщем взаимодействия служат не только люди, но и элементы техносферы, которые «теряют природную способность к саморазвитию, и если их не поддерживать, могут только разрушаться» ^>3. Каждый человек, как и коллектив людей с техникой и доместикатами (ручные животные и культурные растения), подвержен воздействию как общественной, так и природных форм движения материи. Следовательно, при обобщении материала в единый доступный наблюдению и изучению комплекс, мы обязаны рассматривать его в двух ракурсах – со стороны социальной и со стороны природной. В первом ракурсе мы видим общественные организации: племенные союзы, государства, теократии, политические партии, философские школы и т. п. Во втором – этносы, т. е. коллективы людей, имеющие в каждом случае оригинальную структуру, неповторимый стереотип поведения и своеобразный ритм развития.

Определение В. И. Козлова: «Этнос – исторически сложившаяся социальная общность людей» – представляется мне недостаточным. Действительно, наличие социальных институтов превращает первичную популяцию сходных особей в этнос, но ведь и сами эти институты не могли бы найти приложение вне людей. Поэтому мы помещаем этнос в «зазоре» между природой и обществом. Географические условия могут способствовать либо зарождению нового этноса в комбинированных ландшафтах, либо миграциям (в ландшафтах монотонных) и вопрос о «незаконнорожденности» какого-либо этноса не имеет смысла.

Будучи последовательным противником расизма, я вижу «биологичность» этноса не в его анатомических и генетических чертах, а в поведенческих, в системе условных рефлексов, которые со времен И. П. Павлова рассматриваются как раздел биологии. С этим соглашается сам В. И. Козлов, вопреки своему тезису о «социальности» этноса. Например: «Зерна национализма не дали бы всходов, если бы они не питались, прежде всего, психологически естественной симпатией к людям того же языка, культуры, внешнего вида и т. п. и столь же естественной настороженностью по отношению к этнически чуждым людям». Это значит, что этническая близость – ощущение, т. е. явление природного порядка, а не умозрений, что тут же подтверждает сам В. И. Козлов фразой: «Дети – безнациональны и теряют это свойство» при получении информации от взрослых, «а также при контактах с людьми другой этнической принадлежности». Значит, в основе этноса лежит стереотип поведения и противопоставления «нас» – «чужим», что и требовалось доказать.