Летучий марсианский корабль - стр. 19
Та плавно повернулась ко мне, приблизилась и, нагнув голову, слизнула с моей щеки последнюю каплю боли, как слизывают с цветка росу. Язык её был прохладным, и в этом влажном касании было что-то странно знакомое, что-то из моих недавних снов наяву, в которые я до сих пор не верил.
Я встал на ноги, смущаясь и не зная, что ей ответить. Теперь, когда я увидел её лицо, я узнал в ней своего ночного поводыря, привёдшего меня в тот безумный факельный круг, где она сыграла у себя на ладони маленькую смерть человека.
Сегодня она была не такая, не та, что ночью. В лёгкой, выпущенной наверх рубашке, в белых шортах, почти девчонка, на вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать, и даже выбритая наголо голова придавала ей что-то царственное, божественное, египетское, и груди, угадывающиеся под рубашкой, были самые обыкновенные, юные, а не те, ночные, летящие, наполненные волшебной силой.
– Вот и договорились. – Мороморо потирал руки. – Я буду тебя казнить, а она – миловать. Теперь ты её должник вдвойне. Это она спасла тебе жизнь, когда пожаловали незваные гости, и зрячим ты остался благодаря ей. Делия, доченька, звёздочка моя незакатная, ангелица моя… – Он взял её осторожно за плечи, приподнял и колючей щекой потёрся о её бритый затылок. Отпустил и посмотрел на меня: – Что-то мы давно не нюхали пороха, даже скучно. – Он просунул руку в прореху своего балахона и лениво поковырял под мышкой. – Городишко, что ли, какой спалить? Ну так ведь никто не оценит – Марс же! Здесь пали́ не пали́, никто и вёдрышка не плеснёт в огонь. Разве что с керосином. Ладно, не будем о грустном. С таким подарком, как наш драгоценный гость, пороха мы ещё нанюхаемся. А теперь – вперёд! Времени остаётся мало. Жизнь коротка, искусство вечно! Искусство смерти особенно. Клянусь ухом Ван Гога!
10
Летучий корабль Мороморо назывался «Любовь до гроба»; прятался он в низине на северной стороне острова. Когда я его увидел, то поначалу даже не понял, что это за нелепый зверь и почему он называется кораблём. Трудно было поверить, что это чудо рождено для полёта.
На широкой деревянной платформе стоял древний кузов автобуса – без колёс, с залатанными боками, в трещинах сварных швов, вместо стёкол, и то не везде, осколки разноцветного пластика. А сверху, на лохматых канатах, оживающая под дыханием ветра матерчатая туша баллона, похожая на беременную змею. Плюс несколько баллонов помельче, вроде как бы охрана. Баллоно-кондомы то есть.
– Нравится? – спросил Мороморо, когда мы сошли в низину. – Какова имиджевая отделка?
Я не понял, серьёзно он или шутит, но на всякий случай кивнул.