Летописцы летающей братвы. Книга третья - стр. 46

Ай, да дед! Ай, да Иван Константинович, верящий в партию, как в Иисуса Христа! И его достала хвалёная Брежневская оттепель. Неужто и впрямь бытиё определяет сознание?

– Ты не молчи, – среагировал тесть на мой неопределённый жест. – Тебе, как журналисту, доподлинно известна причина наших бед.

Вместо ответа я рассказал анекдот:

– Встретились в гостинице «Алтай» в одном номере сибиряк – русич и грузин.

– Ты, – спрашивает грузин, – зачем в Москву приехал?

– Да вот, – отвечает русский, хочу осуществить свою мечту: в Мавзолей сходить, Ленина посмотреть. Да шубу жене купить, и в Большой театр попасть.

– Молодец! – одобрил грузин. – Я тоже это сделаю.

Вечером встречаются

– Ну, как? – интересуется грузин!

– Да никак. Пришёл в ГУМ, а там очередь от Кремля.

– А я купил, – небрежно раскинул лисью шубу на кровати кавказец. – Захожу в Пассаж, позвал заведующего отделом, сказал, что хочу, и в двух экземплярах. Один – себе, другой – ему…

– Что так поздно,– спросил грузина невезучий русский следующим вечером.

– В Большой ходил, «Щелкунчика» глядел.

– Так ведь билетов нет.

– Почему нет? Зашёл к администратору, говорю: кацо, возьми зелень за весь первый ряд. Но дай для меня один билет. Нашёл, понимаешь.

На третий день грузин хвастается:

– На Красной площади Ленина видел.

– Что ты мне мозги пудришь? Мавзолей на ремонте.

– Точно, дорогой. Но я взял ящик коньяка, принёс его рабочим, попросил показать Ленина.

– Тебя, – говорят, – внутрь проводить или его сюда вынести?…

Лена рассмеялась, а тесть обиделся:

– Вот, – сказал он с горечью, – развращённый народ покушается и на святыни. Сатанинские деньги правят сегодня бал. И это только начало. Помяни моё слово, совсем скоро начнётся такой беспредел, которого не знала ещё Россия. Но ты прав: жируют чиновники на наших несчастьях. Не подмажешь – не поедешь.

– Хватит, мужички, лясы точить, – прекратила наши рассуждения Лада. – Прошу к столу.

– Вот это – дело. Я, признаться, крепко проголодался. Да и по рюмашке пропустить не грех. Давно её, окаянную, не пил, – щёлкнул по водочной бутылке Иван Константинович. – И как ей беспартийные не брезгуют? – как всегда пошутил он, опрокинул шкалик и с удовольствием занюхал корочкой хлеба:

– Соколом пошла. Как фронтовые сто граммов.

– Кстати, – вставил и я своё слово. – Давно хотел посоветовать: почему бы вам не написать и не опубликовать свои воспоминания? За вашей спиной – огромный пласт мало известной истории, уникальные, почти белые страницы службы в лагерях, работа на Тульском оружейном. Есть о чём рассказать новому поколению.