Летописцы летающей братвы. Книга третья - стр. 21

Я прекрасно понимал, что с людьми, с которыми меня сводила судьба, – мне в дальнейшем общаться и работать. И главной задачей на первых порах считал наладить дружественный контакт и доверительные отношения с коллегами. Поэтому прежде, чем идти на встречу с новым человеком, я собирал о нём возможную информацию у наших ребят. Однако делились ей неохотно: ко мне продолжали присматриваться. Кланы не спешили принимать варягов в свои ряды. Лишь Владимир Иванович Обухов давал короткие, но меткие характеристики моих будущих оппонентов. Разговаривая с ним, я вначале удивлялся широтой его кругозора, глубокими, хрестоматийными знаниями и великолепной памяти. Казалось, не было вопроса, связанного со средствами массовой информации, на который бы он не смог ответить. Просто какая – то ходячая энциклопедия.

Ко мне, новичку в журналистике, он относился со снисходительным покровительством. Я отвечал неподдельным уважением и признательностью, несмотря на его взрывной, несносный, ворчливый характер. Парадоксально, но у него было редкое качество, не перебивая, до конца выслушивать собеседника. Люди с таким даром встречаются редко. Больше таких, которые слышат только то, что им близко и совпадает с их видением обсуждаемой проблемы. Остальные идеи проходят мимо ушей, в которых вставлены фильтры тонкой очистки.

Я давно уяснил, что нельзя злоупотреблять вопросами, если находишься в окружении сослуживцев. Среди них обязательно найдётся умник, для которого ответ на них очевиден. Ответ, возможно, ты и получишь, но у остальных, так уж мы созданы, в подкорке невольно отложится информация о твоей беспомощности. Мелочь, конечно, но из таких мелочей складывается мнение о человеке, создаётся твой интеллектуальный портрет и соответствующий рейтинг. Вот почему на интересующие меня темы я старался вести разговоры, как говорят поляки, в «чтыре очи».

Если в среде офицерского состава я нашёл советника и мецената в лице полковника Обухова, то у вольнонаёмных сотрудников редакции – Любовь Степановну Виноградову, возглавляющую литературный отдел. Миловидная шатенка с карими колючими глазами бальзаковского возраста, она выглядела лет на десять моложе и обращала на себя внимание не только модной одеждой и стильной причёской, но и манерой говорить: чётко, коротко и ясно – с авторами статей и корреспонденций, и многословно, дружелюбно и притягательно – со своими товарками. Этому оптимально выбранному и отточенному в гарнизонных жизнях стилю своих взаимоотношений с окружающими она никогда не изменяла и слыла женщиной любезной, но принципиальной. Получившая высшее гуманитарное образование, она, в вычитываемых ею материалах, терпеть не могла словоблудия и фривольностей в русском языке. Нельзя сказать, чтобы её боялись, но старались не попадаться на кончик острого, как бритва, язычка. И молча сносили беспощадное вымарывание в своих рукописях неточных выражений и двусмысленностей. С ней поначалу пытались спорить, но оппоненты, сражённые вескими аргументами и фактами, терпели фиаско и, пристыженные в безграмотности, ретировались от греха подальше.