Летопись жизни и служения святителя Филарета (Дроздова). Том V. 1845–1850 гг. - стр. 41
28 августа. Резолюция на консисторском определении об отрешении от места, запрещении священнослужения и низведения на причетническую должность священника за совершение исповеди в нетрезвом виде и неслужение литургии: «Поступки священника никак не легче тех преступлений, за которые закон подвергает лишению сана. Признание несколько облегчает их тяжесть. Потому определение о нем консистории, не только как справедливое, но и как снисходительное, утверждается с тем, чтобы оставаться ему в запрещении священнослужения три года и чтобы о поведении его доносимо было по третям года» (Резолюции. Т. 5. Ч. 2. С. 121. № 10207).
• Резолюция на определении консистории по поводу отведенного для кладбища места в селе Ивашково, признанного не имеющим от селения законного расстояния: «Чтобы дело запутанное взаимно противоречащими показаниями и действиями приблизить к ясности, поручить благочинному измерить раcстояние кладбища от селения, взять от причта показания, примечают ли они препятствия к употреблению кладбища и в сообщении с ним, остаются ли прихожане довольными кладбищем и начали ли полагать на нем усопших, – о чем также по возможности наведаться от старейших и почтеннейших прихожан и донести» (Резолюции. Т. 5. Ч. 2. С. 122. № 10208).
29 августа. Письмо[26]: «Справедливо на Бога возлагать надежду о себе и о детях, но сие не иcключает осторожного внимания к тому, как лучше детей вести, и обязанности бдительно надзирать за ними. Любовь к ним не должна действовать независимо, а под руководством здравого раcсуждения» (Письма. 1882. С. 388. № 466).
30 августа. Служение литургии и молебна в Успенском соборе в день тезоименитства наследника престола великого князя Александра Николаевича, великого князя Александра Александровича и день рождения великой княжны Ольги Николаевны. Проповедь говорил архимандрит Иосифо-Волоцкого монастыря Агапит (МВ. 1845. № 105. С. 680).
Август. Участие во вступительных экзаменах в Московский университет. «На экзаменах из Закона Божьего присутствовал сам митрополит Филарет» (Чичерин Б. Н. Воспоминания: В 2 т. М., 2010. Т. 1. С. 149).
2 сентября. Письмо обер-прокурору Св. Синода графу Н. А. Протасову с мнением о конспектах: «а) введения в нравственное богословие и б) догматического богословия, исправленных особым комитетом по замечаниям митрополита: «Разум истины, яже по благочестию (Тит. I, 1): вот апостольское определение православного богословия, в котором упомянуть о церкви не найдено нужным. И определение, начинающее конспект, будет твердо, верно и способно по всем потребным выводам, если будет выражено так: православное богословие есть систематическое изложение христианской веры по истинному разуму священнаго писания и священнаго предания. Сим определением не только отличается православное богословие от неправославнаго, но и обличается неправославное, не основанное на истинном разуме писания и на предании. Если же принять удовлетворительным определение, что православное богословие есть изложение веры по разуму православныя церкви, то западные богословы в праве признать также удовлетворительным свое определение, что римско-католическое богословие есть изложение веры по разуму римско-католической церкви, а таким образом, православное и неправославное богословие были бы поставлены в равное положение, как будто одно не лучше другаго. В объяснении сказано, что в системе должны предшествовать истины, от которых другия получают свою ясность. Очень хорошо. Потому-то и сказано было в замечаниях: “можно ли основательно изложить учение о божественном учении христианской церкви, когда еще не изложено учение о Христе?” Ибо Христос есть основание церкви, а не церковь основание Христа. <…> Вселенский символ есть не иное что, как сокращенная система догматическаго богословия, и потому столь прилично православному, как огласителю, так и богослову, держаться сей системы вселенских отцев, столь же мало нужно и мало надежно построять новый порядок системы по образцам западной школы и поздняго мудрования осмнадцатаго и девятнадцатаго веков <…> Кто построил эту новую богословскую систему, которая хочет преподавать учение о церкви не в том порядке, в каком назначил вселенский символ веры, а в другом, вновь выдуманном, и говорит, что это построение лучше символа? Кто, как не человеческий школьный разум? Но что это за начало? Не тем ли начался рационализм, что разум присвоил себе право построять системы богословия как ему заблагорассудится? Надобно ли раболепно подчиняться сему опасному началу, хотя оно, на первый раз, представляет благовидный плод? <…> Во вселенском символе веры, как в ковчеге ноевом, включается весь дух и жизнь православнаго богословия и слава Триипостасному Богу, что сей спасительный ковчег неповрежденный дошел до нас, чрез море времени, сквозь волны мудрований человеческих. Да спасаемся в нем с нашим вероучением и да не позволим себе думать, будто святые отцы построили его по невыгодному плану и будто мы можем перестроить его лучше их» (Мнения. Т. III. С. 156–161).