Лето будет сниться… - стр. 9
Чаяние
– Чаю10! Чаю!
– И я!
– И ты?
– И мне!
Кто о чём, который про что, не всякий то разберёт. Только и захочет не каждый, да и смогут не все.
Один думает о чём-то, другой уповает на нечто, третий ожидает чего-то с надеждой, что оправдаются его предположения, а иной не мудрствует, говорит, как есть и лишь просит:
– Чаю, чаю…
– Да чего ж вам?! Про что каприз?!
– Мне б заварочки и рафинаду пару кусков…
– Так вы про это?!
– Ну, а про что ж то может быть ещё?
– В самом деле.... про что ж ещё оно может быть. Сейчас принесу. – Вздыхает визави, не в силах скрыть разочарования.
Это если рассуждать про нас, про людей. Что до птиц, так, коли воскликнет которая ласточка: «Чаю!», то в этом и чаяния её на взаимность, и призыв, и сердечный привет, а червячка она сама отыщет, добудет, принесёт, не спросившись, не упредив о том никого. Положит так к ногам, и тут же прочь, за другим. Не токмо сердечному другу, не одним птенцам, а и обронит что нарочно, поделится с менее расторопным, удачливым не так. Без лишних слов. Не растолковывая ничего и никому.
– Чаю! Чаю!
И это так славно, ибо подумать, оно никогда не помешает, никому.
– Так что вы давеча имели в виду?
– Когда это?
– Да про чаяние что-то или я не расслышал…
– Показалось вам, батенька. Пейте-ка лучше чай, а то простынет.
Скорее б выходной…
Есть нечто, не подлежащее возврату. Я не про время, его хотя как-то можно умаслить и разбередить в себе ребёнка, повесу, что выбирая между небрежной, беспечной юностью и взрослением, когда ты обязан всему округ, не знает, к чему прибиться. Хочет казаться солиднее, но страшно и, кажется, что нет в том нужды, а вокруг все только о том и говорят: «Когда же ты повзрослеешь, наконец!»
Пропустив, словно скорый поезд, идущие мимо годы, растерявшемуся на перроне жизни почудится внезапно запах бабушкиных котлет, пробежит он холодком сквозняка по ногам из-под двери суеты буден. Перед тем, как растаять во рту, изнывали те котлетки под исходящей вкусным паром подливой, что стыла даже на горячей тарелке, и оставляла после себя узор, кой так хотелось слизнуть.
– А… ну что я, в самом деле, как маленький! Вот возьму и оближу тарелку!
– Давай, действуй… – Разрешит совесть. – Тарелка твоя. Только нет на ней той самой котлеты, да и бабушки нет на свете давно…
Подчас, в годовщину того самого дня, когда с криком боли впервые раскрылись вздохом лёгкие, случается уловить сквозь сон сладкий аромат торта, испечённого мамой ночью, дабы «настоялся к утру». Хотелось зажмуриться, и не открывать глаз как можно дольше, в попытке удержать мгновение из прошлого века, ухватив его за что придётся, – за вялые от безразличия ко всему руки, за неизменно волочащуюся по полу полу ветхого плаща… Да, какая, собственно, разница – за что! За-дер-жать!!! Хотя знаешь,, что это напрасно.