Летняя коллекция детектива - стр. 69
– Тёть, я сейчас, – зачастила Маруся, – я сейчас спущусь, ты что? Тебе плохо?
И она полезла было на лестницу, но Гриша схватил её за ногу.
– Что?!
Он кинул ей рубашонку, которую с трудом отыскал в сене. Маруся полезла с чердака в чём мать родила! Она покраснела до ушей, стала натягивать рубашонку, Гриша ей помогал, как мог – трогал её грудь, гладил, снова трогал, и рубашонка никак не надевалась.
– Тёть, ты как? Тебе плохо? – спрашивала совершенно красная Маруся, взгромождаясь на верхнюю ступеньку лестницы и придерживая подол рубашки.
– Мне отлично, – проинформировала Лидия Витальевна, рассматривая, как Маруся спускается спиной вперёд, нащупывая босой ногой очередную ступеньку. – Хворостиной бы тебе по заднице, вот было бы дело.
– Тётя, – предупредила Маруся с середины лестницы, – ты смотри, ничего мне не говори, ладно?
Лида кивнула.
– Совсем ничего не говори, поняла?
– А хворостиной можно?..
Гриша в шортах и вчерашней футболке перелез через порог сеновала, повис на руках, покачался немного, спрыгнул на землю и галантно подал Марусе руку.
Лида посмотрела на них, набок склонив голову, что-то пошептала про себя, как будто молитву сотворила, и ушла в дом.
Маруся ринулась в баню, где ещё была тёплая вода, наскоро помылась, ощущая собственное тело чужим и неловким. Впрочем, она же знала, что к нему, к новому телу, придётся приспосабливаться.
В доме полным ходом готовили завтрак. Агриппина, о которой Маруся совсем позабыла, жарила оладьи на огромной чугунной сковороде, небольшая горка готовых отдыхала на расписном блюде.
– Привет! – сказала Груня и чмокнула Марусю в щёку. – Я проснулась – а тебя нет! Но я-то сразу поняла, что ты к Грише убежала, а тётя твоя шум подняла.
От Агриппины пахло свежим тестом и ягодами.
– Маруся, оденься, – велела тётя Лида. – Того гляди участковый явится, а ты в рубашке!
– Сейчас, сейчас!..
Пока готовили и подавали завтрак, Гриша не показывался – и правильно делал, потому что Маруся непременно стала бы к нему приставать, и вышло бы некрасиво, – а когда вышли к столу, он явился.
Это был какой-то новый Гриша, совсем не такой, как вчера. Маруся на него засмотрелась.
Он оказался очень красивым – куда там юношам из журналов! – загорелым, белые зубы сверкали, когда он улыбался. И улыбался он как-то особенно, одной стороной рта, и ему это очень шло. И очки ему подходили, и щетина, и отросшие волосы, из которых он, видимо, повыдёргивал солому!..
– Не смотри на меня, – велел он Марусе, усаживаясь за стол. – Я подавлюсь.
Странно, но тётя, вчера собиравшаяся в Москву, нынче утром об отъезде не обмолвилась ни словом, как будто опасность, нависшая над Марусей, за ночь миновала. Все с аппетитом ели и вспоминали вчерашнее, как будто оно случилось давным-давно и уже превратилось в приключение, опасное, но пережитое и от этого не страшное.