Летние детективные истории - стр. 15
Я так понимаю, прежде чем войти в дом и устроить тут последний день Помпеи, она наблюдала в окно, как я спокойно перемещаюсь по комнате, смотрю телевизор, пользуюсь телефоном…
– А ну рассказывай, что все это значит? Ты хотя бы о матери подумала! На ней лица нет! Ты понимаешь, что есть вещи, которыми шутить нельзя! – орет Наталия. Устав, она безошибочно находит кухоньку, я слышу, как звякают чашки и льется вода. Потом Писаренко кричит еще громче: – Мне больше делать нечего, как тебя, поганку, разыскивать! Я сегодня весь день не жрамши, то трупы, то пропажа вот такой засранки, как ты. А теперь давай, все четко и по пунктам, как в армии: что произошло? Я с тобой разговариваю, между прочим!
Честно говоря, я совершенно не знаю, что ей сказать.
Она в принципе мне нравится, даже с учетом того, что из-за нее весь мой план полетел в тартарары, и Наталия орет так оглушительно, что у меня звенят барабанные перепонки. Просто эта женщина – из моего детства. Там было мало людей. Мама на съемках, папа на съемках. У меня никогда не было няни, родители со спокойным сердцем оставляли меня одну. Я умела поддерживать порядок, жарить картошку, не спускать сразу все деньги на мороженое. Может, они считали, что этого достаточно для такой самостоятельной девочки? Только вот не общаться ни с кем я так и не научилась. Сначала во время отсутствия родителей ко мне часто заходила бабушка. Как я радовалась! Бабуля терпеливо выслушивала все мои детские обидки. «Я вот вырасту и тоже уеду. А маме с папой будет грустно, они станут плакать и говорить: «Марина, вернись!» А я все равно не приеду», – озвучивала я бабуле план моей яростной детской мести. Только потом бабушка умерла, и разговаривать стало не с кем.
Меня спасали книги. Я приходила из школы и, наскоро пообедав, ныряла в очередной том. Мушкетеры и Анжелика, Раскольников и Пьер Безухов, герои Золя, Бальзака, Мопассана… Все это – мое детство, мои друзья. Чем старше я становилась – тем больше удовольствия начинали доставлять мне книги. Для меня чтение уже не было просто способом проведения времени. Я училась отмечать красоту стиля, богатый лексикон, знание писателем психологии или безудержный полет фантазии. Весь этот мир казался мне настоящим и искренним. В отличие от актерского, наигранного, искусственного, фальшивого.
В пятнадцать лет я поняла, что, несмотря на то, что я могу стать актрисой, мне меньше всего на свете хочется заниматься этим делом. А больше всего тянет работать с книгами. Филфак, литературный институт – я готова поступать куда угодно, лишь бы мне разрешали вдоволь копаться в моих любимых книгах. Но вот родители… Они продумали мою жизнь до мелочей, они не сомневались в том, что я должна поступать в театральный. Я еще пачкала пеленки, а они уже мечтали о том, как я буду покорять зрителей. Это была такая напоенная соками мечта, такая непоколебимая уверенность, это разрослось до Джомолунгмы, и дух захватывает, и серебристый снежок вершины цепляется за облака. Кто я против этой горы? Никто. Глупый, ничего не соображающий ребенок. Несмышленая девица. Родители лучше знают, что надо их детям. Потом еще сама благодарить буду…