Лестовка наследника. Повесть - стр. 2
Леонт покачал головой и мягко рассмеялся.
– Там она подмененная, – поведал он, таинственно понижая голос. – Был такой разоритель христианства, чиновник Мельников. Он забрал из Шарпана икону, увез к себе на квартиру, а кучер Василий ночью подменил ее на список и отдал хозяевам. И икона прошла через праведные руки тайно, и везде сияла благодатью, а нынче попала в богомерзкие путы и избрала меня для избавления. Кучера-то след простыл, и Мельников убрался в Петербург, но слышно, опять наехал в Нижний, и, верно, наймет Василия. Одна шайка! Тут-то его притянуть к ответу, а там потянется ниточка.
Его остановленный взор сделался пугающим, беспримесно сумасшедшим.
– Гласит, что ей тяжко, – протянул он, монотонно раскачиваясь. – Молит, чтобы я ее вырвал из нечистивых рук. Избрала меня, грешника. Ежели на нее дерзнет кто другой, то того она ослепит, как ослепила Мельникова на пути в Семенов.
– Безумный, прости господи, – буркнул Федор, вытягиваясь на траве и поудобнее устраивая затекшую шею. Казалось, он смирился со своим несчастьем, усвоив, что юродивый пленитель вполне безобиден. – Однако верткий и рука тяжелая… а с виду-то увалень.
Он еще повертелся, покряхтел и потом притих, вроде заснул, а Леонт, засев у костра, впал в осоловелый обморок. Он все раскачивался и толковал то ли с собой, то ли с выдуманным собеседником, и даже не замечал пепла, которым потухающее пламя осыпало его кудлатые вихры и жидкую бороденку.
Раннее утро обнаружило невольных спутников на плесе, окутанном промозглым туманом. На листьях и в чашечках луговых цветов блестела роса, стылое костище с головешками, похожими на обглоданные мослы, белело среди выжженной травы. По небу струились зыбкие тени, на серой воде обозначились омуты, а мимо дальнего берега заскользила гребная лодка, рассекая гладь, кое-где тронутую рябью. Федор вдруг забился всем телом, как бьется на берегу исполинская рыбина, хлопающая бесполезными жабрами.
– Развяжи, – потребовал он мрачно.
Вчерашний обидчик выглядел худым и щуплым, но его проворное тело даже стесненными толчками являло угрозу. Леонт подался к нему, но свирепый, как бы пронзающий взгляд из-под насупленных бровей остудил его пыл. После некоторых колебаний он все же дернул веревочный узел и отпрянул, готовый к натиску, но Федор буднично завозился на земле, разминая конечности. Потом он подобрал шапку, поднялся на ноги, брызнул в Леонта лютым взором и побрел прочь. Леонт долго провожал его глазами, запоминая очерк его сгорбленной спины, и, лишь когда недруг скрылся за кустами, отправился следом. Дорога петляла вдоль берега между холмами, кочками и ложбинами. Подвялые августовские травы кое-где поднимались в полный рост, закрывая вид, но, выныривая из зарослей, Леонт не видел никого и знал, что он на местности один, когда среди ивняка за его спиной что-то хрустнуло, и он потерял сознание от удара.