Лесная банда - стр. 10
Вдове с трехлетним сыном на руках, невероятно похожим на отца, помогали всем куренем: снабжали продуктами, иной раз подкидывали деньжат. Чаще других в городе появлялся Свирид. Оставаясь наедине, говорили немного, чаще о беззаботном прошлом, которое, как оказалось, было и для Марыси столь же небезразличным. У женщины, заметно ссутулившейся под тяжестью недавнего горя, непроизвольно вспыхивали в глазах искорки. В точности такие же, как в то время, когда их юношество было одно на двоих.
На других женщин Головня смотреть более не мог, но и прикоснуться к Марысе тоже не смел, как если бы опасался своими неуклюжими действиями расколоть то немногое, что продолжало их связывать. Хотя порой ему казалось, что в глазах любимой женщины он наблюдает искорки прежнего озорства: и если не призыв к решительным действиям, то, во всяком случае, должное понимание.
Впрочем, сам он, душевно израненный и распятый, не представлял, как им быть далее. Но без Марыси свою жизнь более не мыслил.
На перекрестке двух узких улиц остановился и нырнул в тень Пролетарского переулка, по обе стороны которого, защищая жильцов от палящего и яркого солнечного света, низко согнув густые ветки к земле, произрастали каштаны с густой широкой кроной. По тенистой аллее, под низким сводом из сплетенных между собой по обе стороны густых ветвей, с трудом пропускающих лучи солнца, потопал к Марысе. Через сотню метров показался ее дом с крышей из темно-красной черепицы, едва приметный из-за веток разросшихся яблонь.
Свирид уже подошел к крыльцу, готовый с головой окунуться в женскую улыбку, как дверь неожиданно распахнулась, и прямо на него вышел тот самый светловолосый капитан, с которым он повстречался полтора часа назад в центре города. За его спиной, слегка сконфуженная, заметно раскрасневшаяся, стояла Марыся, вокруг ее красивых бедер извивалась цветастая юбка, собранная в крупные, прямые, хорошо отглаженные складки. Военный по-хозяйски, как доступно человеку, имеющему над ней власть, слегка приобнял ее за плечи и громко произнес:
– Комната меня устраивает, хозяюшка. Хорошая, чистая, светлая. Не беспокойтесь, заплачу, сколько нужно. А еще и мальчику что-нибудь принесу, смышленым растет. Скажу своему ординарцу, чтобы перенес сюда вещи.
Повернувшись, офицер увидел стоявшего у порога Головню. Видно, в его лице капитан разглядел нечто такое, что заставило переломить губы в неприятном кривом изгибе, а рука дернулась к кобуре.
Выстрел бабахнул в тот самый момент, когда широкая ладонь офицера облекла лоснящуюся темно-коричневую кобуру, чтобы извлечь на белый свет красивый кусок металла со свинцовой начинкой внутри. Дернувшись, словно от сильного удара, капитан на какое-то мгновение застыл, как если бы прислушивался к тем разрушительным процессам, что незамедлительно стали происходить в его сильном молодом теле. Будто бы осознав степень непоправимого, в глубине его глаз, еще какую-то минуту назад необыкновенно ясных, вдруг темной скорбью проявилась тень. Слегка полноватые губы, созданные для бабьих поцелуев, тотчас сомкнулись в белесую безжизненную тонкую нить, пытаясь сдержать боль, а сознание уже вопило от неисправимости случившегося: «Я – убит!»