Леший в погонах - стр. 29
– Нравятся? Это все будет твое, если ты меня укроешь на несколько дней у себя. Я слишком долго прятался по лесам и заброшенным хуторам. Мне нужно восстановить силы. Поесть, выспаться наконец. Мне нужно побыть несколько дней в безопасности, чтобы я смог снова попробовать пробиться на запад к своим. Понял меня?
– Понял, понял! – с готовностью закивал хозяин. – Я помогу, почему не помочь хорошему человеку. У меня тут тихо, можно хоть всю жизнь прожить, никто и не заподозрит.
– Но, но! – нахмурился Сосновский. – Не говори мне этого! Я не собираюсь провести остаток дней в этом… в этой… – Сосновский сделал вид, что никак не подберет русское определение места, в котором оказался. Хотелось назвать его пообиднее, но «немец» не должен был знать таких русских слов, как конура, притон или нищенский дом. – А сейчас я заберу у тебя драгоценности и отдам их тебе, когда буду уходить, если ты выполнишь все как надо.
Он забрал из рук Мотыля мешочек, с брезгливостью глядя в лицо этого человека. Какой же он был жалкий, жадный. Да, этот сделает все, мать родную продаст, близкого друга зарежет за такие деньги. А я ведь ему не друг.
На ночь Мотыль уступил гостю свою постель, а себе постелил на полу возле печи. За весь день он не задал Сосновскому ни единого вопроса о том, кто тот такой, откуда и куда идет, каковы его планы. Наверное, догадывался и еще вернее понимал, что такое любопытство до добра не доводит. Был и еще один ответ на этот вопрос. Мотыля не интересовала судьба гостя и его личность, его интересовало лишь золото, которое показал немец. И когда Сосновский, кое-как помывшись над тазом в горнице, улегся на кровать хозяина, Мотыль долго ходил по дому, делая вид, что занят домашними делами. Наконец затих и он на полу, лежа на старом полушубке. Прошло не менее двух часов. Уставший Сосновский боролся со сном. Он старался сконцентрироваться на смертельной опасности. А опасность была – уж очень блестели глаза у Мотыля, когда он рассматривал драгоценности, и слишком тихо он лежал. Деревенские мужики так не спят, тем более что спать мешала назойливая муха да комар, жужжавший над ухом. А Мотыль должен еще и храпеть во сне, но он не храпел.
Сосновский не ошибся. Два часа ожидания дали результат, правда, честность Мотыля больше была бы на руку Сосновскому, но что есть, то есть. И придется примеряться к создавшемуся положению. Хозяин неслышно поднялся, осторожно ступая босыми ногами по скрипучему полу, он подошел к постели своего гостя и стал осторожно совать руку под подушку. Сосновский делал вид, что крепко спит, сморенный многодневной усталостью, и даже застонал «во сне», чуть повернув голову на подушке. Мотыль замер, он стоял так почти минуту, выжидая, и только потом снова стал продвигать руку под подушкой спящего гостя. Наконец его пальцы коснулись пистолета, и он потянул его на себя.