Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… - стр. 35

Посмеялись.

– Я, должно быть, скоро ее увижу. Жду приказа из Петербурга.

У приезжего глаза стали грустные.

– Вам везет, мон ами[25]. Мне России вовек не увидеть.

– Полно огорчаться, Александр Иванович! Мы за вас будем хлопотать.

– Хлопотать, конечно, нелишне, но при жизни Николая Павловича снисхождения мне не выйдет.

– Не зарекайтесь. Бог милостив, и его величество иногда не чужд сантиментов.

Одоевский поморщился.

– Это дурно, если в стране человеческие жизни зачастую зависят не от закона и не от суда, а от мстительных или сентиментальных чувств одного человека.

– Се Россия, батенька.

– В том-то все и дело. В Англии и Франции конституция – в порядке вещей. А у нас за призыв принять конституцию либо вешают, либо ссылают, либо отдают в солдаты.

Чтобы переменить тему, Лермонтов сказал:

– А хотите, я замолвлю за вас словечко перед Безобразовым, и он включит вас в команду ремонтеров? Вместе съездим за карабахскими скакунами?

У Одоевского заблестели глаза.

– Ну, конечно, замолвите. Буду только рад.

– Значит, договорились.

Безобразов вначале сомневался, не хотел пускать ссыльного в далекое путешествие – вдруг сбежит, а ему отвечать. Да и Лермонтов не имел у начальства репутации законопослушного человека, но тот, резвясь, предложил:

– А изволь, Сергей Дмитриевич, спросить совета у карт.

– Это как же, Михаил Юрьевич?

– Коли вытянется красная – мы с Одоевским едем. Коли черная – остаемся в полку.

– Ты никак фаталист, голубчик? – усмехнулся полковник.

– Есть немного.

Перетасовали колоду. Командир нижегородских драгун поводил над нею ладонью, делая магические пассы, а затем молниеносно выудил из середки червового короля.

– Красная, красная! – хлопнул в ладоши обрадованный поэт. – Мы победили!

– Что ж, сдаюсь, – проворчал Безобразов. – Но имей в виду: на поездку не больше десяти дней. Чтоб к двадцатому ноября были в Караагаче.

– Слово офицера! Ждите нас к двадцатому!

Отряд был вполне внушителен – четверо офицеров, десять рядовых и пятнадцать казаков для сопровождения. Сзади тащили легкую пушку. Карабах, конечно, не Дагестан и не Чечня, где лютуют отряды Шамиля, тут преобладали христиане армяне, но и здесь надлежало ухо держать востро. Зазеваешься – угодишь в аркан джигита, на веревке отведут в Кубу́ или Шемаху и определят в рабство.

Выехали затемно. А когда красновато-оранжевое, робкое солнце встало из-за гор, уже переправились через Алазани. Предстояло закупить двадцать лошадей (если поторговаться, может, двадцать две) на базаре в Шуше, а для этого преодолеть около 300 верст. Значит, примерно два дня пути.