Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… - стр. 31
– Здравия желаем.
– Здравствуй, дорогой. – Лермонтов достал из кармана монетку. – Вот тебе гривенник. Сделай одолжение, не рассказывай никому, что видел, как я иду на прогулку.
Сторож обиделся.
– Вай, зачем платить? Илико и так может молчать.
– Нет, держи, это тебе подарок.
– А, подарок – совсем другое. Мадлоба! Спаси Бог! – Он наклонился к уху Михаила и прошептал: – Барышня видел. Тоже на прогулку. – И понимающе закивал, хитро улыбаясь.
Вот мерзавец! Все знает! Дать бы в рожу тебе, Илико! Как не везет. Но теперь поздно отступать.
Значит, она пришла? Незадача: отказать в письме было гораздо проще. А теперь придется искать новые слова. Да еще под гипнотическим взглядом. Сможет ли он уйти от ее чернокнижных чар?
Подходя к беседке, издали увидел белую шляпку. Девушка сидела, понурившись. Михаил взошел на ступеньку.
– Здравствуйте, Майко.
Какая она бледная нынче! Синяки под глазами. Взор какой-то туманный. Ссохшиеся губы.
– Здравствуйте, Мишель. – Покашляв, она проглотила комок. – Хорошо, что вы пришли. Я посмотрела, а записки нет, и вас нет. Очень огорчилась.
Он взял ее ладонь и поцеловал. Мягко прижал к щеке.
– Пальчики холодные. На дворе такая теплынь!
– А мне зябко. Видимо, вчера ночью простудилась.
– Бросьте, это нервное.
– Может быть, и нервное. После нашей встречи я не сомкнула глаз. Думаю и думаю. И не знаю, на что решиться. – На глазах у нее выступили слезы. – Я люблю вас… это так… и не перестану любить никогда… вы – мой идеал – умного, талантливого мужчины. Подождите, не перебивайте, у меня и так путаются мысли. Но любить – одно – каждый волен и вправе. А идти под венец – совершенно другое. Столько жизненных обстоятельств! Не уверена, что смогу их преодолеть.
Неожиданно для себя он сказал с горячностью:
– Не следует решать столь поспешно. Оба мы взволнованны и не мыслим трезво. Надо остудить разум. Время подскажет.
Встрепенувшись, девушка спросила:
– Что вы предлагаете?
– Нынче я уеду из Цинандали. Вскоре должен прийти указ императора о моем переводе в Петербург. Я поеду через Тифлис. Было бы чудесно, если бы к тому времени – скажем, через две-три недели – вы тоже оказались в Тифлисе. Мы увидимся и тогда объяснимся окончательно.
В глазах ее вспыхнула надежда.
– Я согласна! – Она взяла его за руку. – О, Мишель! Вы такой чудесный!
Лермонтов иронически улыбнулся.
– Вы меня не знаете. Я бываю гадок, сам себе противен.
– Все мы не без греха. Надо видеть главное, не замечая мелочей.
Он привлек ее к себе, заглянул в глаза. Брови были густые, почти сросшиеся на переносице.
Михаил дотронулся губами до мягких губ, снова ощутил знакомый запах миндаля. И поцеловал уже крепко, плотоядно.