Лепесток за лепестком - стр. 14

Так пела зеленым-зеленая братва – детки хипповых родителей. Возникло самое серьезное, всезахватывающее движение – «чалдонство» или «чалдонизм». Город был изукрашен изумрудно-травянистого цвета транспарантами: «Чалдонизм – это молодость мира!», «Вперед, к победе чалдонизма!». Чалдоном мог назвать себя лишь тот, кто умел как следует вкалывать или добывать, или создавать, кто любил и берег природу. Тот, кто умел и любил чалдонить. В большой чести и уважении были охота, рыболовство, бортничество. Существовали и скупые, но строгие заповеди чалдона по отношению к живой природе. Например, одна из них звучала так: «Да скорлупки яичной не оставит, а не то что бутылку от портвейна “Три томагавка”». И вот они летят на своих чиненых-перечиненых харлеях-ижиках-уралах и поют во всю глотку:

Теперь, в конце, нам осталось только дополнить вышесказанное метаморфозами вывески. Итак, пышная надпись «Кафе “Трисмегист”» сменилось деловой – «Починка авторучек». Затем долгое время существовала «Диетическая столовая № 134». Теперь же наш глаз радует ярко-желтая пластиковая надпись «Прием вторичного сырья». Вот и в данный момент она отлично просматривается из наших периферийных иллюминаторов.

Говорить было бессмысленно! Что, о чем можно говорить, когда ты через несколько скомканных, кратких, лихорадочных, идиотических, спрессованных мгновений окажешься вон там – на этой длинной штуковине, стоящей, задрав в небо свое суперпрочное рыло, жаждущее новизны и черного пространства. Ты покорненько поднимешься по чистеньким ступеням, ты заберешься в ее нутро – и твой напарник тоже, – потом вас затрясет, потом придавит и примнет, как мягкую игрушку – и вот вы уже не здесь, и время у вас другое, и несет вас ко всем чертям – прямехонько к Эпсилону Индейца, где вы намереваетесь делать свою «благородную и такую нужную» после-послезавтрашнему человечеству работу. Космоходчик – не женись.

Вот она. Стоит внизу. Господи, какая же маленькая на циклопических плитах космодрома! Рукой машет. Вот все заволоклось клоками дыма – и ракета привычно, тяжело и даже с некоторой неряшливостью преодолела сразу два барьера.

Нет. Три. Проклятый временной парадокс.

Машка! Машенька…

Самое смешное – это то, что я видел эти так называемые «иные миры». Не хочу и вспоминать о «мягкой посадке». То ли нас сначала вывернуло, потом смяло, то ли наоборот, но вот они, вот они, врата совершенно, как говорится, иных миров. Уверяю вас, мужики, мы долго не могли опомниться, лежали и потели в своих тяжелых, на все случаи, скафандрах. И могу вас, парни, несколько обескуражить: наши многострадальные скафандры потяжелели на несколько килограммов. Конечно, в земных единицах измерения… Но это я шучу так. Хотя…