Леонид Леонов: подельник эпохи - стр. 34
8 марта отец Леонова публикует свои преисполненные радости стихи: «Мы себе свободу с бою взяли,/ За свободу нашу золотую/ Долго мы по тюрьмам голодали,/ Проклиная долю горевую». В следующем номере Филипп Шкулёв пишет передовицу «Великие события», где объявляет «Великое русское спасибо всем спасителям нашей Родины, работающим в Государственной думе и кующим счастье и благо исстрадавшемуся русскому народу».
Спустя неделю, 15 марта, Леонид Леонов дает в газете новое свое стихотворение, полное тех же эмоций:
«Вейтесь,/ Вейтесь, красные флаги свободы,/ Красные флаги, кровью залитые/ Кровью отчаянья, кровью народа/ Вейтесь!»
Под публикацией Леонида небольшое стихотворение Демьяна Бедного, где он восклицает: «Какое зрелище: повешен/ Палач на собственной веревке». Следует пояснить, что в виду имеется царизм.
Несмотря на радость Демьяна Бедного и обилие крови в стихах Леонида, Максим Леонович в том же номере, словно предчувствуя что-то, пишет целую передовицу под названием «Без Маратов»: «К свободе идем мы без гильотины», – то ли радуется он, то ли пытается заговорить будущее.
2 апреля «Северное утро» выходит с подзаголовком «Христос Воскресе!». Номера, посвященные святому празднику, были в газете традиционными, ежегодными.
В том 1917 году Пасха как никогда пришлась вовремя, совпав с народным ликованием по поводу революционного обновления. И в Москве, и в Архангельске на улицы вышли десятки тысяч людей – все в красных бантах, все радостны.
Характерно, что Леонид Леонов, публиковавшийся в «Северном утре» постоянно, стихи на пасхальную тематику опубликовал только один раз – в том самом апреле семнадцатого. И в номере, полном благости и восхищения, его стихотворение смотрится несколько странно.
Называется оно «Монастырь». В нем, завидев весну, которая идет «как прелестная девушка с золотыми кудрями», молодой инок сначала улыбается, а затем плачет. В конце концов, у него «на полночной молитве/ Голубые, печальные умирают глаза». Завершается стихотворение так:
«Порыжелые/ Мхи зацвели на заброшенной башне./ Золотые кресты заплелись в облаках без предела./ А черемуха блестки роняет./ На пашни./ Белые».
На фоне иных, благостно настроенных авторов – «…летят, гудят стогласные/ Могучие, привольные,/ Звенящие, прекрасные/ Напевы колокольные…» – создается ощущение, что Леонов нечто иное, смутное испытывает к святому празднику, что и сам сформулировать пока не в силах.
Можно попытаться разгадать смысл леоновских метафор, но, верно, этого не стоит делать: стихотворение явно выстроено не рассудком, а некими иррациональными, еще невнятно артикулированными чувствами. Однако и здесь уже слышны определенные созвучия с будущей прозой Леонова, а именно – с описанием безрадостной монастырской жизни в романе «Соть».