Леоне Леони. Ускок (сборник) - стр. 20
– Боже мой! Что все это значит? – недоуменно воскликнула я, обвивая его шею руками.
– А ты меня так не любишь! – продолжал он тревожно. – Я погиб, не правда ли?
– Люблю тебя всей душою! – откликнулась я, заливаясь слезами. – Чем я могу тебя спасти?
– О, ты никогда на это не согласишься, – уныло промолвил он. – Я самый несчастный человек на свете. Ты единственная женщина, которую я когда-либо любил, Жюльетта. И вот теперь, когда ты должна стать моею, радость моя, жизнь моя, я теряю тебя навсегда! Мне остается только умереть.
– Боже правый! – воскликнула я. – Неужто ты не можешь говорить? Неужто ты не можешь сказать, чего ты ждешь от меня?
– Нет, я не могу этого сказать, – ответил он. – Страшная, ужасающая тайна тяготеет над моей жизнью, и я никогда не смогу открыть ее тебе. Чтобы полюбить меня, чтобы последовать за мной, чтобы меня утешить, надо быть не только женщиной, не только ангелом, быть может!..
– Чтобы полюбить тебя! Чтобы за тобою последовать! – повторила я. – Да разве через несколько дней я не стану твоей женой? Тебе достаточно будет сказать лишь одно слово; и как бы ни было больно мне и моим родителям, я последую за тобой хоть на край света, коли ты того пожелаешь.
– Неужто это правда, Жюльетта, дорогая? – воскликнул он в приливе радости. – Так ты за мной последуешь? Ты бросишь все для меня? Что ж, если ты так сильно любишь меня, я спасен! Едем же, едем немедля!
– Да опомнитесь, Леони! Разве мы уже женаты? – возразила я.
– Мы не можем пожениться, – сказал он громко и отрывисто.
Я была сражена.
– И если ты не хочешь меня любить, если не хочешь со мной бежать, – продолжал он, – мне остается лишь одно: покончить с собой.
Эти слова он произнес столь решительно, что у меня по всему телу пробежала дрожь.
– Но что же нам грозит? – спросила я. – Не сон ли это? Что может помешать нашей свадьбе, когда все уже решено, когда мой отец дал тебе обещание?
– Всего лишь слово человека, влюбленного в тебя и желающего помешать тебе стать моею.
– Я ненавижу и презираю его! – воскликнула я. – Где он? Я хочу его пристыдить за столь подлое преследование и за столь гнусную месть… Но что он может сделать тебе дурного, Леони? Разве твоя репутация не настолько выше его нападок, что одно твое слово способно уничтожить его? Разве твоя добродетель и твоя сила не столь же неуязвимы и чисты, как золото? О боже! Я догадываюсь: ты разорен! Бумаги, которые ты ждешь, принесут тебе лишь дурные вести. Генриет это знает, он грозит рассказать обо всем моим родителям. Его поведение бесчестно; но не бойся: родители добры и обожают меня. Я брошусь им в ноги, пригрожу, что уйду в монастырь; буду умолять их так же, как вчера, и ты одержишь над ними верх, не сомневайся в этом. Да разве я недостаточно богата для нас двоих? Отец не даст мне умереть с горя. И мать за меня вступится. У нас троих больше силы, чем у моей тетушки, и мы убедим его. Полно, Леони, не горюй! Этим нас не разлучить, это невозможно. Будь мои родители безмерно скаредны, вот тогда я с тобой убежала бы.