Леона. На рубеже иных миров - стр. 20
Сегодняшним ранним утром Леона проснулась в своем закутке от тихих голосов. Из-за стенки девочка услышала, как Ружена обсуждает с домовым ее маму. Из разговора стало ясно, что со вчерашнего вечера она находится где-то в окрестностях, но до сих пор не появилась у них. А потому знахарка собирается немедля отправиться на ее поиски. Леона подорвалась со своего лежака, так что у нее на мгновенье потемнело в глазах, и выбежала из комнатки к хозяевам дома. Слезные мольбы и упрямство ребенка дали свои плоды — немного подумав и пристально осмотрев девочку, Ружена вздохнула и дала добро. А уже меньше чем через час они двинулись в путь.
Леона шагала в невысоких сапожки из сыромятной кожи и синей, доходившей ей почти до щиколоток льняное рубахе, подпоясанной желто-зеленой витой веревочкой. Одежду, как Ружена объяснила, они с Добролюбом пошили заранее, чтобы не покупать в соседних селах.
— Народ-то там добрый живет, но дюже болтливый, — говорил Добролюб, обвязывая ей рукава заговоренными тесемочками, — особливо, когда не нужно. Нрав-то простой, никто вреда друг-другу не чинит, вот и не думают, чего можно молоть, а чего не надобно.
Солнце уже успело перевалить за полдень, а они — пройти к тому времени больше восьми верст[3], когда заметили впереди сидящую на земле женщину, устало откинувшуюся спиной на ствол дерева. Ее зеленое платье, доходившее ей до самых пят и расшитое золотыми узорами, было местами порвано и сильно испачкано землей. Растрепались, рассыпавшись по плечам, некогда собранные в длинную тугую косу светлые волосы. С лица сошла краска, сделав его болезненным, прозрачно-белым. Она сидела с закрытыми глазами, откинув голову на темный ствол, и держалась одной рукой за кровоточащий живот.
— Мама! — вскрикнула девочка и опрометью[4] бросилась вперед, на ходу перепрыгивая выступавшие корни и цепляясь подолом рубахи за тонкие ветви подлеска. Упав рядом с матерью на колени и, не в силах сдерживать вырывающиеся рыдания, она крепко прижалась к здоровому боку, уткнувшись мокрым от слез лицом в плечо бледной женщины.
Веки раненой дрогнули, и она медленно, так, словно это стоило ей больших усилий, открыла глаза и слабо улыбнулась побелевшими сухими губами.
— Доченька, ты цела, — прошептала женщина, и по ее щекам потекли слезы. — Леонушка, девочка моя, ну что же ты плачешь, хорошая моя, — она тихонько сжала дрожащей от слабости рукой маленькую ладошку дочери и нежно погладила большим пальцем ее запястье, — все хорошо, родная, все хорошо. Какая же ты у меня умница.
Тут она наконец заметила приближающуюся Ружену и расслабленно выдохнула.