Размер шрифта
-
+

Леон - стр. 23

– Кто убил Ойгу? – спросил я хрипло.

Он растянул рот от уха до уха:

– Ты, конечно.

Я подумал: разумеется. После того как я нырнул в кувшин на глазах пятерых стражников, если кто-то и сомневался в моей вине – сомнений не осталось. Меня не просто обезглавят. Меня казнят, как в старину казнили злых волшебников.

– Залезай в лодку, – скомандовал человек.

Лодка была привязана здесь же. От нее воняло гнилой рыбой. Я сделал вид, что не расслышал; понемногу расходился туман. Корабли, ночевавшие на рейде, стояли, будто вплавленные в стекло.

– Я не привык повторять, – сквозь зубы сказал покупатель. – Садись в лодку, или я оставлю тебя на берегу.

В городе ударил колокол. Уж его-то голос я ни с чем не спутаю: колокол на ратуше. Обычно он бил размеренно и неторопливо. Теперь частил, будто захлебываясь, и удары выходили неодинаковой силы: слабые и отчаянные вперемешку.

Рыбаки, возившиеся у причалов, притихли и повернули головы. Пожар? Беда? Что случилось?

Случился я. Все кольца сложились в пирамиду: мой отец происходит из старинного магического рода. Я продавал вещи с заклинаниями. Помог Толстой Джане скинуть ребенка. Проклял и убил Ойгу. Нырнул в кринку с молоком. И теперь город панически вопит языком колокола на ратуше: спасайтесь, на помощь, здесь ужасный маг, подобного которому не видали сто лет! Здесь неуловимый убийца, черный колдун, к оружию! Караул!

Я вспомнил рассказы отца о том, как поступали с волшебниками, уличенными в тяжких преступлениях. Зубы мои начали звенеть друг о друга – конечно, от холода, ведь я был мокрый с головы до пяток. Но вместо того, чтобы немедленно явиться в ратушу и рассказать обо всем правду – вместо того хотя бы, чтобы сбежать куда-нибудь в лес и затаиться, – я молча залез в лодку к своему последнему покупателю.

Потому что правду я уже рассказывал на суде. А в лесу долго не высидишь: реденький наш лес, скрываться там можно до первой облавы…

Черный человек вскочил следом и снял веревочную петлю с причального крюка:

– Берись за весла!

И наша лодка, пропахшая гнилой рыбой, вышла в море вместе с полусотней таких же: несмотря на тревогу, рыбаки не хотели упускать время промысла.

Работорговля

У скалистого берега, где гнездились в расщелинах птицы, стоял небольшой парусник. Мой спутник поймал брошенную сверху веревочную лестницу и подтянул лодку к влажному борту. Вслед за ним я вскарабкался на палубу; что-то неправильное, неестественное мне почудилось в этом корабле: несмотря на зябкое утро, над теплой палубой поднимался парок, и ни один матрос не явился нас встречать – хотя лестницу ведь кто-то спустил? На носу возвышалась резная женская фигура – я мельком увидел голую узкую спину и затылок в деревянных завитушках.

Страница 23