Леон - стр. 2

Мы с братьями оделись. Эд первым спустился по скрипучей лестнице, за ним – по старшинству – я, за мной молчаливый Рамон. Завтрак уже ждал нас на столе – каждому по тарелке каши и по ломтю хлеба с медом. Во главе стола восседала мать, сухая, прямая, с гладко уложенными седыми волосами: родители успели состариться к тому времени, когда началась моя юность. У нас не было служанки – мать говорила, что в наши времена невозможно отыскать девушку, соответствующую требованиям рода. Но на самом деле нанять прислугу не позволяло прохудившееся «благосостояние»; через день к нам приходил деревенский парень, чтобы присмотреть за садом, да раз в неделю прибывал торговец с тележкой продуктов. Все прочее по дому мы делали сами, вернее, делал отец.

– Настало утро, и Семья за столом, – звучным голосом сказала мать. – Пусть предки благословят наш стол и очаг. Онри, сядь.

Отец послушно сел рядом с ней. Сколько себя помню – отец всегда подчинялся матери. Он не был Надир – его «взяли в Семью», как любил повторять дедушка Микель. Его тщательно изучали, испытывали, выбрали среди многих претендентов, а он не оправдал доверия; когда груз обвинений, обычно приводимых за ужином, становился совсем уж непосильным, отец робко возражал: но ведь я старался как мог! Мать тогда смотрела на него, и он умолкал под этим взглядом.

Отец был потомственный маг старого аристократического рода. Пока его предки владели обширными наделами, магия процветала, и чародеям вольно было расхаживать в шитых золотом плащах, вызывая общий страх и восхищение. Но род обеднел, и оказалось, что хваленая магия без деловой жилки ничего не стоит. Мой отец, сколько его помню, заменял в доме кормилицу, няньку, дворецкого и десяток горничных. Иногда ему удавалось зачаровать лисиц или белок, и те прибегали из леса помогать по хозяйству. Сколько посуды они перебили, сколько ковров изгадили в ходе уборки – уму не постижимо.

Справа и слева от меня стучали ложки – Эд и Рамон ели быстро. Каша, дожидаясь нас, успела немного остыть. У меня совсем не было аппетита – я только хлебнул воды, холодной, с осколками льда. Через полчаса, самое большее час на меня нападет жуткий голод, забурчит в животе, я буду маяться и жалеть о недоеденной каше – но сейчас кусок не лезет в рот.

– Леон, если ты не съешь завтрак, ты не получишь в школу обеда, – ровно сказала мать. – Это поможет тебе к ужину нагулять аппетит.

Я сунул в рот огромную ложку каши, и она слепила в единое целое язык мой, зубы, губы и, кажется, даже гланды. Никогда бы не поверил, что смогу проглотить этот липкий комок. Снаружи, во дворе, ударил колокол.