Лёнька. Украденное детство - стр. 8
Лёнька отскочил в сторону от налетевшего молниеносно и махнувшего в его сторону плетью молоденького, давно не бритого солдата на худом гнедом жеребце:
– А ну, пацан, ща-а-ас врежу!
Но не тут-то было, пацан ловко – пригодился опыт мамкиных уроков – уклонился от просвистевшей возле щеки кожаной казацкой двухвостки-плетенки и, показав язык конвоиру, остановился:
– У-у-у! Мазила! Тоже мне, стрелок Ворошиловский.
Конвоир звучно сплюнул, зевнул и лениво потрусил вперед колонны, командуя коню:
– Ну, пшел! Но-о-о!
В тот же момент тетка, заглянув в мешок и обнаружив там еду, вместо ожидаемого подвоха резко обернулась на Лёнькин голос:
– Благодарю тебя, мальчик! Как имя тебе?
– Лёнька, – удивившись странному выговору, ответил он и продолжил брести за телегой по дороге.
Тетка глянула на удалявшегося конвойного и что-то быстро сняла с шеи. Лёнька остановился. А она приложила ко лбу то, что сняла, поцеловала и, снова повернувшись к мальчишке, метнула этот крохотный предмет на ниточке в его сторону:
– Прийми! Теперь защита будет тебе! Ты добрый, малец.
Брошенный предмет мягко нырнул в густую пыль возле его ног и исчез в ней. Лёнька от удивления и неожиданной благодарности замер. Но уже через миг, как только подвода скрылась за очередным лесным поворотом, он, встав на четвереньки, зашарил дрожащими руками в дорожной пыли. Еще мгновение, и пальцы зацепились за тонкую, но прочную ниточку. Такой нитью, называемой «суровой», батя учил его подшивать валенки и вязать заячьи капканы-силки. Нитка была связана двойным узелком, а посреди висел кружочек размером с трехкопеечную монетку сочно-желтого, просто медового цвета.
Продув ее от пыли и налипших сухих травинок, мальчишка разглядел на нем лицо женщины. Да не просто какой-то тетки, а прямо сказать, сказочной дамы, возможно царицы. К тому же она изображалась еще с ребеночком в руках. Вокруг головы малыша и матери были нарисованы, а вернее выдавлены или чем-то вырезаны круги и какие-то странные буквы. Что-то похожее он видел в городе, когда с мамкой ездили продавать молоко на рынок, а потом зашел в храм. В деревне своего церковного прихода не было, да и директор школы все время строго предупреждал, чтоб никто из учеников в церковь не совал даже носа. И грозил не принять в пионеры, если узнает, что кто-то из детей ослушался. А в пионерах было здорово и весело. Они с барабаном ходили, с горном и в галстуках…
И все же, тайком, приезжая с матерью в райцентр, Лёнька пару раз в церковь заглядывал. Видел там массивные золотые люстры, блестящие подставки, а на них много горящих и вкусно пахнущих восковых свечей. Его завораживали и одновременно пугали картины на стенах и потолке и много удивительных сказочных и печальных икон. На одной из них он точно видел такую же тетеньку с малышом на руках.