Ленинградская зима. Советская контрразведка в блокадном Ленинграде - стр. 8
Аксель смотрел на свет лампы сквозь рюмку, наполненную коньяком, и вдруг живо спросил:
– А вдруг война? Что вы будете делать?
Горин долго молчал с серьезным лицом.
– С кем война? – спросил он.
– Допустим, что с Германией.
– Буду ждать вас, – тихо ответил Горин и, вскинув голову, посмотрел на Акселя, как бы спрашивая, правильно ли он ответил.
– Но как же вы поступите со своими патриотическими чувствами?
Горин пожал плечами и, подняв брови, закрыл глаза.
– А как к этому отнесется ваша мать?
Горин удивленно расширил глаза:
– А она тут при чем? Я давно вырос из коротких штанишек.
– Для немца мнение матери равносильно закону, – сказал Аксель, отпивая коньяк.
– Очевидно, у нас этот закон отменили в революцию, – усмехнулся Горин.
Часы отбили четверть. Приглушенно шумел Невский, слышались гудки автомобилей, звонки трамваев.
– Вы любите свой город?
– Я хочу, чтобы он любил меня, – рассмеялся Горин – разговор пугал и увлекал его своей остротой.
«Гипертрофированный эгоизм», – подумал Аксель и непринужденно спросил:
– Вы любите Достоевского?
– Нет. Я прочитал «Преступление и наказание» из чисто профессионального интереса, и больше ни-че-го. У меня идиосинкразия ко всяческой психопатии, – убежденно ответил Горин, хотя на самом деле он слово в слово повторил то, что однажды в его присутствии сказал отец.
– Если бы вы судили Раскольникова, каков был бы ваш приговор?
– Оп-рав-дать! Он имел право жить без нужды.
Аксель где-то читал, что среди лиц адвокатской профессии случаются такие психологические перерождения, когда в их сознании размывается грань между стремлением оправдать конкретного преступника и преступлением вообще. Но здесь все было еще элементарнее: просто Горин уже давно готов на преступление во имя вульгарной цели – жить лучше, чем он живет теперь. Ну что ж, агент с такой внутренней пружиной тоже может сделать много.
Горин вдруг подумал, что показал себя немцу не в очень выгодном свете, и решил исправить положение. Он запустил пятерню в свои густые волосы, взъерошил их и сказал:
– Я в себе знаю столько разных характеров, типов, что мне иногда становится страшно…
– Достоевский как раз и воспел это расслоение русской души, – ответил Аксель и стал прощаться…
Краткие данные к портрету завербованного в Ленинграде агента. Кодовое имя Людмила. Составлено майором Акселем на основании полуторамесячного наблюдения.
Настоящие фамилия и имя – Клигина Нина (Викторовна). Возраст – 28 лет. Воспитывалась в сиротском доме. Яркая, красивая внешность. Ей пророчили сценическую или кинематографическую карьеру. По окончании школы приехала в Ленинград, чтобы стать актрисой. В театральный институт не была принята. Поступила контролером в клуб киноработников, где немедленно была замечена ее внешность. Ей обещали роли и даже законный брак, но неизменно обманывали. Тем не менее она вошла в желанный ей круг деятелей кино. В настоящее время живет одна. Имеет комнату в общей квартире. Озлоблена. Завистлива. Острый интерес к дорогим вещам. Обожает светский образ жизни, вращение среди звезд кино. В настоящее время работает помощником режиссера на киностудии. Легко сходится с мужчинами.