Ленинбургъ г-на Яблонского - стр. 36
– Ну, что, голубчик пианист? Небось в штаны наложил. Боиш-ш-шься, Борис Николаевич на дуэль вызовет?! Боиш-ш-шься!
– Ничего я не боюсь!
– Отчего же-с, хотелось бы знать…
– В связях, голубчик посыльный Аполлона Аполлоныча, я с чужими женами, внучками великих химиков не состою. И не помышляю.
– Не состоите. Но в скважинку заглядываете. Его творением вдохновляетесь. Своего не хватает-с!
– Со свечей стояли?
– Из доносиков знаю. Стучите-с помаленьку…
– Но не по принуждению, а по велению сердца.
– Как Александр Александрович?
– Не хапай, сука, великого поэта!
– Это кто великий? «В белом венчике из роз» – большевикам продался.
– Он не продался – соблазнился, а ты, пидор македонский, запродан им.
– Нет, голубчик, я не запродан им. Я «им» и есть. А ты у меня на посылках.
Я и впрямь не боялся. Дуэль так дуэль. И не вызовет. Так как помер. А коль бы и не помер, Белый – это не Гумилев. Хотя и Гумилев промахнулся, стреляя в Волошина. Приспичило им из дуэльных пистолетов XIX века стреляться. Нет, чтобы из ППШ шарахнуть друг друга… Я одного боялся. До ужаса. До леденеющих кончиков пальцев. Вдруг прав Бунин?! Вдруг автор моего любимого «Петербурга» вернется в Совдепию?
Вернется.
Чудное было время. Жизнь состояла из событий. Хорошая передача по радио (скажем, «Театр у микрофона» с великими МХАТовскими актерами, или трансляция «Евгения Онегина», или «Невидимого града Китежа» из Большого театра) – событие. Письмо – событие. Тогда писали письма. Писали, переписывали, вымарывали, обдумывали, редактировали. Оставались черновики. Черновики, варианты – порой бесчисленные – художественных произведений, статей, воспоминаний. Вели дневники. Всё это – черновики, правки, зачеркнутые, но прочитываемые фрагменты черновиков и правок, – осталось, и все эти письма, дневники, варианты порой значили больше для понимания этих произведений, их авторов и того ушедшего времени, нежели беловые публикации.
Позвонить по телефону – событие. Небольшое, но событие. Надо было наменять пятнадцати-, а позже, с января 1961 года, двухкопеечные монеты, найти будку с работающим аппаратом, а лучше несколько будок рядом, чтобы никто не стоял над душой, сосредоточиться и набрать номер. А-1-11-83 – «Самарий Ильич, это Саша». И сердце выскакивает из груди. Или: «Алло, позовите Тамару, пожалуйста!» Номер этого телефона забыл. Все стал забывать.
Поход в кино был событием. Билеты брали заранее, иногда за несколько дней, часто выстаивая в очередях. Или покупали абонементы. Так было вернее. Иначе на некоторые фильмы было не попасть. На вечерние сеансы шли за полчаса. Как минимум. До сеанса был концерт. До концерта – мороженое. В нашем придворном «Спартаке» мороженое было в большом алюминиевом бидоне. Бидон помещался в тележке со льдом. Приветливая пожилая женщина, с которой мои родители всегда здоровались и перекидывались фразами о погоде или предстоящем фильме, – мороженщица сама была киноманом и разбиралась в кинопродукции, отдавая предпочтение трофейным фильмам, в чем сходилась с моими предками. Она выскребала большой, сделанной из того же алюминия ложкой необычайно вкусное мороженое – белые, розовые или бежевые крупные ребристые шарики со стружкой, – аккуратно, но плотно вдавливала его в хрустящий, почти прозрачный вафельный стаканчик и результат своих трудов взвешивала. Стаканчик был вкуснее самого мороженого и съедался на сладкое. Я больше никогда такого мороженого из такого стаканчика не ел. Как звали женщину, не помню. Помню фильмы и концерты перед сеансами, когда на сцену выходила женщина в длинном бархатном платье темно-зеленого цвета и громко пела: «Казаки, казаки, едут по Берлину наши казаки…» или арию Марицы. Оркестры тогда были, как правило, высокого уровня, там часто играли музыканты лучших симфонических оркестров города – подхалтуривали. (Так, значительно позже, в начале 60-х, в кинотеатрах перед сеансами играли на альтах, будучи ещё студентами, Юрий Темирканов и Юрий Симонов, впоследствии – выдающиеся дирижеры). Исполнялась не только советская эстрадная музыка, но популярная классическая. Лучший камерный коллектив в то время работал в «Художественном» на Невском, там подрабатывали в свободное время оркестранты из Заслуженного коллектива или Кировского театра. (До войны в «Художественном» играл джаз Якова Скоморовского и пела Клавдия Шульженко, известная лишь завсегдатаям этого кинотеатра).