Лэндон и Шей. Разбитые сердца - стр. 2
В ту ночь, когда я сказал об этом Монике, она дала мне пощечину. Кожу обожгло, щека мгновенно покраснела. Это стало напоминанием о том, что я все еще жив, все еще способен чувствовать, хотя на месте моего сердца давно была сухая льдина – замерзшая и враждебная к любому, кто пытался удержать меня рядом.
Моника сказала, что не станет трахаться со мной, пока я не накурюсь.
Следовательно, эти катастрофические отношения официально закончились – по крайней мере, для меня.
Она этого не поняла. Я пытался избавиться от нее уже какое-то время. Но, как преданный пес, она снова и снова появлялась в моей жизни – в самые тяжелые времена.
– Ты уже под кайфом? У тебя обострение? Хочешь кончить мне на сиськи?
В тот момент Моника была последней, с кем я хотел иметь дело, но я знал, что, если не сяду рядом, она станет вопить еще громче.
Я поставил поднос на стол и приветственно кивнул.
– Какого черта? Где мое молоко? – спросила она.
– Я тебя не услышал, – сухо ответил я.
Она потянулась и взяла молоко с моего подноса, совершенно не думая о том, что я тоже хочу пить.
Ей повезло, что у меня не было сил с ней спорить. Я не спал всю ночь и приберег свой гнев для тех вещей и людей, которые действительно имели для меня значение. Этот список был коротким, и ее имя в нем не значилось.
– Я тут подумала – тебе стоит устроить вечеринку у себя дома в эти выходные, – сказала она, отхлебывая мое молоко.
К счастью, оно не было обезжиренным, так что хоть в чем-то Моника не добилась своего.
– Ты только об этом и думаешь, – ответил я, принявшись за свой обед.
Это была первая учебная неделя после зимних каникул, и я почти с удовольствием отметил, что еда в столовой осталась все такой же дерьмовой. Если в моей жизни и было что-то, что мне действительно нравилось, так это постоянство.
– Говори что хочешь, но на этих выходных ты обязан напиться – это ведь день рождения Ланса. Мы все должны почтить его память.
Я почувствовал, как от ее слов во мне начало разгораться злобное пламя. Она произнесла имя Ланса так, словно ей было не все равно, но единственной причиной было ее желание залезть мне в душу. Уколоть меня. Сделать из меня монстра, которого ей не хватало. Ей казалось, что она может использовать меня в качестве пластыря для своих шрамов, но только в те моменты, когда мои собственные раны свежи и открыты.
Со смерти Ланса прошло чуть меньше года.
Тем не менее мне казалось, что это было вчера.
Я стиснул зубы.
– Не дави на меня, Моника.
– Это почему? Давить на твои рычаги – мое любимое занятие.
– А куда подевались все твои старые папики? Может, лучше займешься ими?